Маркс и Энгельс о России, русской общине и Чернышевском

* * *

К. Маркс — Н. Ф. Даниельсону 9 ноября 1871 г.

С сочинениями Эрлиба (Добролюбова. – Ред.) * я отчасти уже знаком. Как писателя я ставлю его наравне с Лессингом и Дидро.

Там же, стр. 77.

* * *

К. Маркс

Люди, все еще претендовавшие на научное значение и не довольствовавшиеся ролью простых софистов и сикофантов господствующих классов, старались согласовать политическую экономию капиталистов с притязаниями пролетариата, которых уже нельзя было более игнорировать. Отсюда тот плоский синкретизм, лучшим представителем которого является Джон Стюарт Милль. Это — банкротство «буржуазной» политической экономии, как мастерски выяснил уже в своих «Очерках политической экономии по Миллю» великий русский ученый и критик Ы. Чернышевский.

К. Маркс. Капитал, т. 1.

Послесловие ко второму изданию.

Госполитиздат, 1950, стр. 13,

* * *

К. Маркс — редактору «Отечественных записок».

В послесловии ко второму немецкому изданию «Капитала» ... я говорю о «великом русском ученом и критике» [Чернышевском] с высоким уважением, какого он заслуживает. Этот ученый в своих замечательных статьях исследовал вопрос—должна ли Россия, как того хотят ее либеральные экономисты, начать с разрушения сельской общины, чтобы перейти к капиталистическому строю, или же, наоборот, она может, не испытав мук этого строя, завладеть всеми его плодами, развивая свои собственные исторические данные. Он высказывается в смысле этого последнего решения...

Впрочем, так как я не люблю оставлять «места для догадок», я выскажусь без обиняков. Чтобы иметь возможность со знанием дела судить об экономическом развитии России, я изучил русский язык и затем в течение долгих лет изучал официальные и другие издания, имеющие отношение к этому предмету. Я пришел к такому выводу. Если Россия будет продолжать идти по тому пути, по которому она следовала с 1861 г., то она упустит наилучший случай, который история когда-либо предоставляла какому-либо народу, и испытает все роковые злоключения капиталистического строя.

«Переписка К- Маркса и Ф.Энгельса

с русскими политическими деятелями»

Госполитиздат, 1951, стр. 221

* * *.

Ф. Энгельс

Но русская община привлекла внимание и заслужила признание и таких людей, которые стоят несравненно выше Герценов и Ткачевых. В их числе был и Николай Чернышевский, этот великий мыслитель, которому Россия обязана бесконечно многим и чье медленное убийство долголетней ссылкой среди сибирских якутов навеки останется позорным пятном на памяти Александра II «Освободителя».

Вследствие интеллектуального барьера, отделявшего Россию от Западной Европы, Чернышевский никогда не знал произведений Маркса, а когда появился «Капитал», он давно уже находился в Средне-Вилюйске, среди якутов*. Все его умственное развитие должно было протекать в тех условиях, которые были созданы этим интеллектуальным барьером. То, чего не пропускала русская цензура, почти или даже совсем не существовало для России. Поэтому, если в отдельных случаях мы и находим у него слабые места, ограниченность кругозора, то приходится только удивляться, что подобных случаев не было гораздо больше.

Чернышевский тоже видит в русской крестьянской общине средство для перехода от существующей общественной формы к новой ступени развития, которая стоит, с одной стороны, выше, чем русская община, а с другой — выше, чем западноевропейское капиталистическое общество с его классовыми противоположностями. И в том, что Россия обладает таким средством, в то время как Запад его не имеет, в этом Чернышевский видит преимущество России.

«Введение лучшего порядка дел * чрезвычайно затрудняется в Западной Европе безграничным расширением прав отдельной личности... не легко отказываться хотя бы даже от незначительной части того, чем привык уже пользоваться, а на Западе отдельная личность привыкла уже к безграничности частных прав. Пользе и необходимости взаимных уступок может научить только горький опыт и продолжительное размышление. На Западе лучший порядок экономических отношений соединен с пожертвованиями, и потому его учреждение очень затруднено. Он противен привычкам английского и французского поселянина». Но «то, что представляется утопией в одной стране, существует в другой как факт... те привычки, проведение которых в народную жизнь кажется делом неизмеримой трудности англичанину и французу, существуют у русского как факт его народной жизни... Порядок дел, к которому столь трудным и долгим путем стремится теперь Запад, еще существует у нас в могущественном народном обычае нашего сельского быта... Мы видим, какие печальные последствия породила на Западе утрата общинной поземельной собственности и как тяжело возвратить западным народам свою утрату. Пример Запада не должен быть потерян для нас» (Чернышевский, Сочинения, женевское издание, т. V, стр. 16—19; цитировано у Плеханова, «Наши разногласия», Женева, 1885 г.). А об уральских казаках, у которых еще господствовала общественная обработка земли с последующим разделом продукта между отдельными семьями, он говорит:

«Если уральцы * доживут в нынешнем своем устройстве до того времени, когда введены будут в хлебопашестве машины, то уральцы будут тогда очень рады, что сохранилось устройство, допускающее употребление таких машин, требующих хозяйства в огромных размерах, на сотнях десятин» (ibidem, стр. 135).

Не следует только при этом забывать, что уральцы со своей общественной обработкой земли, предохраняемой от гибели из военных соображений (ведь и у нас существует казарменный коммунизм), стоят в России совершенно обособленно, примерно так же, как у нас Gehoferschaften на Мозеле, с их периодическими переделами. И если нынешние порядки сохранятся у них до момента введения машин, то от этого получат выгоду не сами уральцы, а русский военный фиск, слугами которого они являются.

Во всяком случае, факт таков: в то время как в Западной Европе капиталистический строй распадается и неустранимые противоречия его собственного развития грозят ему гибелью, в это самое время в России около половины всей обрабатываемой земли находится еще в общей собственности крестьянских общин. Если на Западе разрешение противоречий посредством реорганизации общества предполагает, как необходимое условие, переход всех средств производства, следовательно и земли, в собственность всего общества, то в каком же отношении к этой общественной собственности, которую на Западе только предстоит создать, находится общественная собственность, уже существующая или, вернее, еще существующая в России? Не может ли она послужить исходным пунктом национального движения, которое, перескочив через весь капиталистический период, сразу преобразует русский крестьянский коммунизм в современную социалистическую общественную собственность на все средства производства, обогатив его всеми техническими достижениями капиталистической эры? Или, как формулировал мысль Чернышевского Маркс в одном письме*, цитируемом ниже: «Должна ли Россия, как того хотят ее либеральные экономисты, начать с разрушения сельской общины, чтобы перейти к капиталистическому строю, или же, наоборот, она может, не испытав мук этого строя, завладеть всеми его плодами, развивая свои собственные исторические данные?»

Уже самая постановка вопроса, показывает, где нужно искать его разрешения. Русская община просуществовала сотни лет, и внутри нее ни разу не возникло стремление выработать из самой себя высшую форму общественной собственности; точно так же обстояло с германской маркой, кельтским кланом, индийской и другими общинами с первобытно-коммунистическими порядками. Все они с течением времени, под влиянием окружавшего их или же возникавшего в их собственной среде и постепенно захватывавшего их товарного производства и обмена между отдельными семьями и отдельными лицами, все более и более утрачивали свой коммунистический характер и превращались в общины независимых друг от друга земельных собственников. Поэтому, если можно вообще поднимать вопрос о том, не предстоит ли русской общине иная и лучшая судьба, то причина этого коренится не в ней самой, а единственно в том обстоятельстве, что она сохранила в одной из европейских стран относительную жизненную силу до такого времени, когда в Западной Европе не только товарное производство вообще, но даже капиталистическое производство, его высшая .и последняя форма, пришло в противоречие с созданными им самим производительными силами, когда оно оказывается неспособным управлять долее этими силами и когда оно гибнет от этих внутренних противоречий и соответствующих им классовых конфликтов. Уже из этого вытекает, что инициатива подобного преобразования русской общины может исходить не от нее самой, а исключительно от промышленного пролетариата Запада. Победа западноевропейского пролетариата над буржуазией и связанная с этим замена капиталистического производства производством, которым управляет общество, — вот необходимое предварительное условие для подъема русской общины на такую же ступень развития.

«Переписка К. Маркса и Ф. Энгельса

с русскими политическими деятелями».

Госполитиздат, 1951, стр. 286—219

* * *

К. Маркс и Ф. Энгельс

Вторая статья * озаглавлена: «Взгляд на прежнее и нынешнее понимание дела». Выше мы видели, как Бакунин и Нечаев угрожали заграничному русскому органу Интернационала *; в этой статье, как увидим, они обрушиваются на Чернышевского, человека, который больше всего сделал для вовлечения в социалистическое движение в России той учащейся молодежи, за представителей которой они себя выдают. «Конечно, мужики никогда не занимались измышлением форм будущего общинного быта, но тем не менее они по устранении всего мешающего им (то есть после всеразрушительной революции, первого дела, а потому для нас самого главного), сумеют устроиться гораздо осмысленней и лучше, чем то может выйти по всем теориям и проектам, писанным доктринерами - социалистами, навязывающимися народу в учителя, а главное в распорядители. Для неиспорченного очками цивилизации народного глаза слишком ясны стремления этих непрошенных учителей оставить себе и подобным теплое местечко под кровом науки, искусства и т. п. Для народа не легче, если даже эти стремления являются искренно, наивно, как неотъемлемая принадлежность человека, пропитанного современной цивилизацией. В казацком кругу, устроенном Василием Усом в Астрахани, по выходе оттуда Степана Тимофеевича Разина, идеальная цель общественного равенства неизмеримо более достигалась, чем в фаланстерах Фурье, институтах Кабе, Луи Блана и прочих ученых (!) социалистов, более, чем в ассоциациях Чернышевского». Далее следует целая страница ругани по адресу последнего и его товарищей.

Теплое местечко, которое готовил себе Чернышевский, было предоставлено ему русским правительством в сибирской тюрьме, тогда как Бакунин, избавленный от такой опасности в качестве работника европейской революции, ограничивался своими внешними проявлениями из-за рубежа. И как раз в тот момент, когда правительство строго запрещало даже упоминать имя Чернышевского в печати, господа Бакунин и Нечаев напали на него.

К. Маркс и Ф. Энгельс

Альянс социалистической демократии и международное т-во рабочих

Сочинения, т. XIII, ч. II, стр. 603— 604.

* * *

К. Маркс и Ф. Энгельс

3 марта 1861 г. Александр II при громких рукоплесканиях всей либеральной Европы провозгласил отмену крепостного права. Усилия Чернышевского и революционной партии добиться сохранения общинного владения землей хотя и привели к результату, но в такой неудовлетворительной форме, что еще до опубликования манифеста об освобождении крестьян Чернышевский с печалью признавался *: «если бы я знал, что поднятый мною вопрос получит такое разрешение, я предпочел бы потерпеть поражение, чем одержать подобную победу. Я предпочел бы, чтобы они поступили, как намеревались, совершенно не считаясь с нашими требованиями». И действительно, акт освобождения был не чем иным, как ловкой воровской проделкой. Значительная часть земли была отнята у ее действительных владельцев, и была провозглашена система выкупа земли крестьянами. Этот акт царского вероломства послужил для Чернышевского и его партии новым и неопровержимым аргументом против императорских реформ.

К. Маркс и Ф. Энгельс

Там же, стр. 639.

* * *

К. Маркс и Ф. Энгельс

Мы видели *, что в связи с освобождением крепостных вспыхнула война между либеральной и революционной партиями в России. Вокруг Чернышевского, главы революционной партии, собралась целая фаланга публицистов, многочисленная группа офицеров и учащаяся молодежь. Представителями либеральной партии были Герцен, несколько панславистов и значительное число мирных реформаторов * и почитателей Александра II. Правительство оказывало свою поддержку либеральной партии. В марте 1861 г. русская студенческая молодежь решительно высказалась за освобождение Польши; осенью 1861 г. она пыталась оказать сопротивление повороту в политике правительства, направленному к тому, чтобы путем ряда дисциплинарных и фискальных мер лишить неимущих студентов (составлявших свыше двух третей общего числа) возможности получать высшее образование. Правительство объявило их протесты бунтом; в Петербурге, Москве и Казани сотни юношей были брошены в тюрьмы, изгнаны из университетов или исключены после трехмесячного заключения. Из страха, чтобы эта молодежь не усилила недовольства крестьян, постановлением Государственного Совета бывшим студентам было запрещено занимать какие-либо общественные должности в деревне. Но преследования этим не кончились. Выслали таких профессоров, как, например, Павлов; закрыли публичные курсы, организованные исключенными из университета студентами; предпринимают новые преследования под самыми пустыми предлогами; «Касса взаимопомощи учащейся молодежи», только что разрешенная, была внезапно закрыта; приостанавливают периодические издания. Все это довело до крайности негодование и возбуждение радикальной партии и заставило ее прибегнуть к подпольной печати. И тогда появился манифест этой партии, озаглавленный «Молодая Россия»*, с эпиграфом из Роберта Оуэна. Этот манифест содержал ясное и точное описание внутреннего положения страны, состояния различных партий, положения печати и, провозглашая коммунизм, делал вывод о необходимости социальной революции. Он призывал всех серьезных людей сплотиться вокруг радикального знамени.

Не успел появиться этот подпольно печатавшийся манифест, как по роковому совпадению (если к этому не приложила рук полиция) в Петербурге начались многочисленные пожары. Правительство и реакционная печать с радостью воспользовались этим случаем, чтобы обвинить молодежь и всю радикальную партию в поджогах. Тюрьмы были переполнены снова, и многочисленные жертвы вновь заполнили дороги, ведущие в места ссылки. Чернышевский был арестован и помещен в Петропавловскую крепость, откуда после двух долгих лет мучительного заключения был отправлен в Сибирь, на каторжные работы.

К. Маркс и Ф. Энгельс

Там же, стр. 641— 642.

* * *

К. Маркс — Ф. Энгельсу 5 июля 1870 г.

Чернышевскiй ¹, как я узнал от Л[опатина], был присужден в 1864 г. к восьми годам travaux forces ² в сибирских рудниках, следовательно, ему терпеть еще два года. Первый суд был достаточно честен, чтобы заявить, что против него нет абсолютно ничего и что мнимые заговорщические конспиративные письма представляют собою очевидные forgerits ³ (что и было в самом деле). Но Сенат, по императорскому приказу, отменил этот приговор и послал в Сибирь этого хитрого человека, который «так ловок», как значилось в приговоре, что «сохраняет в своих сочинениях неуязвимую с точки зрения закона форму и вместе с тем открыто изливает в них яд». Voila la justice russe ¹.

Флеровский в лучшем положении*. Он лишь в административной ссылке в глухом углу между Москвой и Петербургом!

¹ [У Маркса по-русски.]

² — каторжных работ. Ред.

³ — подлоги. Ред.

Сочинения, т. XXIV, стр. 349.

* * *

К. Маркс — Н. Ф. Даниельсону 12 декабря 1872 г.

Мне хотелось бы напечатать что-нибудь о жизни, личности и т. д. Чернышевского*, чтобы вызвать к нему симпатию на Западе. Но для этого мне нужны фактические данные.

«Переписка К. Маркса и Ф. Энгельса

с русскими политическими деятелями»

Госполитиздат, 1951, стр. 87.

* * *

К. Маркс — Н. Ф. Даниельсону 18 января 1873 г.

Что касается Чернышевского, то Ваше дело решить: должен ли я говорить только об его научных заслугах или могу затронуть и другую сторону его деятельности?* Во втором томе моего сочинения * он будет фигурировать, конечно, только как экономист. Значительная часть его сочинений мне известна.

Там же, стр. 90.

* * *

Ф. Энгельс

Между тем наступил новый период, начало которому положила Германия, период революций сверху, а вместе с тем период быстрого роста социализма во всех европейских странах. В общем движении приняла участие и Россия. Как и следовало ожидать, движение это приняло здесь форму решительного штурма с целью свержения царского деспотизма, с целью завоевания свободы умственного и политического развития нации. Вера в чудодейственную силу крестьянской общины, из недр которой может и должно прийти социальное возрождение, — вера, от которой не был совсем свободен, как мы видели, и Чернышевский, — эта вера сделала свое дело, подняв воодушевление и энергию героических русских передовых борцов. Этих людей, которых было каких-нибудь несколько сот человек, но которые своей самоотверженностью и отвагой довели царский абсолютизм до того, что ему приходилось уже подумывать о возможности капитуляции и об ее условиях,—таких людей мы не потянем в суд за то, что они считали свой русский народ избранным народом социальной революции. Но это вовсе не обязывает нас разделять их иллюзии. Время избранных народов миновало безвозвратно.

¹ — Вот оно, русское правосудие. Ред.

Там же, стр. 295— 296.

* * *

Ф. Энгельс — Н.Ф. Даниельсону 10 июня1890 г.

Мы здесь узнали о смерти Н. Г. Чернышевского, по поводу чего выражаем свою глубокую скорбь и соболезнование. Но, может быть, для него это было лучше.

Там же, стр. 142

* * *

Ф. Энгельс — Осипович 17 апреля 1890 г.

Я уверен, что Ваши сообщения были бы приняты с распростертыми объятиями, и был удивлен, когда узнал, что статья Плеханова ¹ (Чернышевский²) появится только в «Neue Zeit», а не и в «Soialdemokrat»*.

Сердечный привет Плеханову и не меньший привет Вам.

¹ Статья Г. В. Плеханова «Н. Г. Чернышевский» опубликована в «Neue Zeit» за 1890 г., стр. 353—404. Ред.

² [У Энгельса по-русски]. Ред

Сочинения, т. XXVIII, стр. 206.

* * *

К. Маркс — Ф. Энгельсу 10 февраля 1870 г.

Из книги Флеровского я прочел первые 150 страниц* (они посвящены Сибири, Северной России и Астрахани). Это — первое произведение, в котором сообщается правда об экономическом положении России. Человек этот — решительный враг так называемого «русского оптимизма». У меня никогда не было радужных представлений об этом коммунистическом Эльдорадо, но Фл[еровский] превосходит все ожидания. Поистине удивительно и во всяком случае показателем какого-то перелома является то, что подобная вещь могла быть напечатана в Петербурге.

«У насъ пролетариевъ мало, но зато масса нашего рабочаго класса состоитъ изъ работниковъ, которыхъ участь хуже, чем участь всякаго пролетария» ².

Способ изложения весьма оригинален, больше всего напоминает в некоторых местах Монтейля. Видно, что человек этот всюду разъезжал и наблюдал все лично. Жгучая ненависть к помещикам, капиталистам и чиновникам. Никакой социалистической доктрины, никакого аграрного мистицизма (хотя он и сторонник общинной собственности), никакой нигилистической утрировки. Кое-где имеется небольшая доза благодушной чепухи, которая вполне соответствует, однако, уровню развития тех людей, для которых предназначается книга. Во всяком случае, это — самая значительная книга, какая только появилась после твоего произведения о «Положении рабочего класса в Англии». Хорошо обрисована и семейная жизнь русского крестьянина — с отвратительным избиением насмерть жен, с водкой и любовницами. Теперь будет очень кстати, если ты пошлешь мне фантастические измышления гражданина Герцена.

¹Заглавие написано Энгельсом по-русски. Ред.

²Подчеркнутая фраза написана Марксом в тексте по-русски. Ред.

Сочинения, т. XXIV, стр. 286—217.

* * *

К. Маркс — Ф. Энгельсу 12 февраля 1870 г.

Заглавие книги Н. Флеровского:

«Положение рабочаго класса въ Россiи». С.-Петербургъ. Изда-нiе Н. П. Полякова. 1869.

Что меня, между прочим, весьма забавляет во Флеровском, это — его полемика против прямых податей с крестьян. Это — точное воспроизведение маршала Вобана и Буагильбера. Он и сам чувствует, что положение земледельцев напоминает их положение в эпоху старой французской монархии (со времени Л[юдовика] XIV). Как и Монтейль, он хорошо схватывает племенные особенности — «прямодушный калмык», «поэтичный, несмотря на свою грязь, мордвин» (которого он сравнивает с ирландцами), «ловкий, жизнерадостный, подвижной татарин», «талантливый малоросс» и т. д. В качестве хорошего русского человека он поучает своих земляков, как следовало бы им поступать, чтобы превратить ненависть, которую питают к ним все эти племена, в противоположное чувство. Как пример ненависти он приводит, между прочим, случай с переселением настоящей русской колонии из Польши в Сибирь. Люди эти понимают только по-русски, не говорят по-польски ни слова и все же считают себя поляками и питают к русским ненависть поляков, и т. д.

Из его книги неопровержимо вытекает, что нынешнее положение в России не долго удержится, что уничтожение крепостного права, оf соursе ¹ лишь ускорило процесс разложения и что предстоит страшная социальная революция. Отсюда видна и реальная основа школьнического нигилизма, который теперь в моде среди русских студентов и т. д. В Женеве — Ъу the Ьу ²образовалась новая колония высланных русских студентов, которые провозглашают в своей программе борьбу с панславизмом и замену его «Интернационалом».

1 — в сущности. Ред.

²— между прочим. Ред.

Сочинения, т. XXIV, стр. 291—292.

* * *

Ф. Энгельс — Г. В. Плеханову 26 февраля 1895 г.

У меня не будет времени прочитать критику, которую дает «Русское Богатство» на мою книгу¹*. Я уже достаточно прочел по этому поводу в январском номере за 1894 год². Что касается Даниельсона, боюсь, что с ним ничего не поделаешь. Я переслал ему письмом материалы о русских делах из моего сборника «Статьи на международные темы»* из газеты «Vоlksstaa», и особенно приложение 1894г., отчасти направленное прямо по его адресу ³. Он это получил, но, как видите, все ни к чему. Совершенно невозможно полемизировать с тем поколением русских, к которому он принадлежит и которое все еще верит в стихийно коммунистическую миссию, якобы отличающую Россию, истинную Святую Русь, от других неверных народов.

Впрочем, в такой стране, как ваша, где современная крупная промышленность привита к первобытной крестьянской общине и где одновременно представлены все промежуточные стадии цивилизации, в стране, к тому же окруженной более или менее прочной интеллектуальной китайской стеной, возведенной деспотизмом, не приходится удивляться возникновению самых невероятных и причудливых сочетаний идей. Возьмите хотя бы беднягу Флеровского, который воображает, что столы и кровати мыслят*, но не имеют памяти. Это стадия, через которую страна должна пройти. Постепенно, с ростом городов, изолированность талантливых людей исчезнет, а с нею исчезнут и эти идейные блуждания, вызванные одиночеством, бессистемностью случайных знаний этих чудаков-мыслителей, а отчасти также — у народников — отчаянием при виде крушения их надежд. В самом деле, народник, бывший террорист, вполне может кончить тем, что станет монархистом.

Чтобы ввязаться в эту полемику, мне пришлось бы познакомиться с целой литературой, а затем следить за ней и отвечать. Это отняло бы все мое время в течение года и единственным полезным результатом было бы, вероятно, то, что я знал бы русский язык гораздо лучше, чем сейчас.

¹Рецензия на «Происхождение семьи, частной собственности и государства», опубликованная в «Русском Богатстве» № 5 за 1894 г. Ред.

²Речь идет об обозрении Н. К. Михайловского «Литература и жизнь», опубликованном в «Русском Богатстве» № 1 за 1894 г. Ред.³Послесловие Энгельса к статье «Социальные отношения в России».Ред.

Сочинения, т. XXIX, стр.385—385.

* * *

К. Маркс — членам комитета русской секции в Женеве 24 марта 1870 г.

Русский оптимизм, распространенный на континенте даже так называемыми революционерами, беспощадно разоблачен в этом сочинении*. Достоинство его не пострадает, если я скажу, что оно в некоторых местах не вполне удовлетворяет критике с точки зрения чисто теоретической. Это — труд серьезного наблюдателя, бесстрашного труженика, беспристрастного критика, мощного художника и прежде всего человека, возмущенного против гнета во всех его видах, не терпящего всевозможных национальных гимнов и страстно делящего все страдания и все стремления производительного класса.

Такие труды, как Флеровского и как вашего учителя Чернышевского, делают действительную честь России и доказывают, что ваша страна тоже начинает участвовать в общем движении нашего века.

«Переписка К. Маркса и Ф. Энгельса

с русскими политическими деятелями»

Госполитиздат, 1951, стр. 39.

Составитель А.Бусел

На главную страницу