Содержание

 

Ахшарумов Дмитрий

Земля, несчастная земля 

Херсонь

Мои острожные друзья

Добролюбов Николай

В прусском вагоне

Курочкин Василий

На могиле Писарева

Лавров Петр

Я верую

Михайлов Михаил

Смело, друзья! 

Вышел срок тюремный

Снова дней весенних

Вечером душным, под черными тучами нас похоронят

Некрасов Николай

Памяти Белинского

Блажен незлобливый поэт

На родине

Поэт и гражданин

Школьник

Тишина

В стороне

Размышления у парадного подьезда

Стихи мои! Свидетели живые
Песня Еремушке

Дума

Что ни год - уменьшаются силы 

В полном разгаре страда деревенская

Надрывается сердце от муки

Пожарище

Железная дорога

Ликует враг

Душно! без счастья и воли

Мать

Как празднуют трусу

Смолкли честные, доблестно павшие

Элегия

Сеятелям

Скоро стану добычею тленья 

Молебен

Никитин Иван

Русь

Мщение

Пахарь

Вырыта заступом яма глубокая

Падет презренное тиранство

Огарев Николай

Арестант

Тюрьма

Свобода

Сторона моя родимая

Спутник

Плещеев Алексей

Вперед! без страха и сомненья

Отдохну-ка, сяду у лесной опушки!

Ткачев Петр

Христово воскресенье

 

-----------------------------------------------

 

Дмитрий Ахшарумов

 

Земля, несчастная земля, -

Мир стонов, жалоб и мученья!

На ней вся жизнь под гнетом зла

И всюду плач, - со дня рожденья;

В делах людских - раздор и крик,

И трубный звук, и гул орудий,

И вопль, и дикой славы клик;

Друг друга жгут и режут люди!

Но время лучшее придет:

Война кровавая пройдет,

Земля произрастет плодами,

И бедный мученик-народ

Свободу жизни обретет

С ее высокими страстями:

Обильный хлеб взрастет над взрытыми полями,

И нищая земля покроется дворцами!

 

Тогда и для земной планеты

Настанет период иной.

Не будет ни зимы, ни лета,

Изменится наш шар земной:

Эклиптика с экватором сольется,

И будет вечная весна…

И для людей другая жизнь начнется –

Гармонией живой исполнится она.

Тогда изменятся и люди и природа,

И будут на земле – мир, счастье и свобода!

1849

 

 

ХЕРСОНЬ

 

Степная глушь, Сибирь вторая,

Херсонь, далекая Херсонь,

Куда, российский снег бросая,

Меня завез курьерский конь.

 

Зима без снега, ветер, вьюга

Оледеневших средь равнин;

А летом солнца зной, недуги, -

Вот край, где я живу один!

 

Где я, тоску превозмогая,

Хожу и бледный и худой,

С обритой полуголовой –

Под тяжкой лапой « Николая».

 

В неволе жизнь моя томится,

Среди убийц, среди воров,

Ах, лучше мне они сторицей,

Чем мир жиреющих рабов;

 

Здесь душно, грязно, вши заели,

Я худ и голоден всегда,

Но и они все похудели,

И их замучила беда!

 

Мое исполнилось желанье –

Из каземата вышел я

Во многолюдное собранье

Людей-страдальцев, как и я!

1850

 

 

Мои острожные друзья,

Мои товарищи былые!

Вас не забыть, вас помню я –

Вы предо мною как живые;

Мне слышны ваши голоса

И ваши песни, ваши сказки –

Их слушал я не полчаса…

И ваши топанье и пляски,

С брыцаньем на ногах цепей,

Под блеск лучин из камышей.

1898

 

--------------------------

 

Николай Добролюбов

В ПРУССКОМ ВАГОНЕ

 

По чугунным рельсам

Едет поезд длинный;

Не свернет ни разу,

С колеи рутинной.

 

Часом в час рассчитан

Путь его помильно...

Воля, моя воля,

Как ты здесь бессильна.

 

То ли дело с тройкой!

Мчусь, куда хочу я,

Без нужды, без цели

Землю полосуя.

 

Не хочу я прямо -

Забирай налево,

По лугам направо,

Взад через посевы.

 

Но, увы, уж скоро

Мертвая машина

Стянет и раздолье

Руси-исполина.

 

Сыплют иностранцы

Русские мильоны,

Чтобы русской воли

Положить препоны.

 

Но не поддадимся

Мы слепой рутине:

Мы дадим дух жизни

И самой машине.

 

Не пойдет наш поезд,

Как идет немецкий:

То соскочит с рельсов

С силой молодецкой;

 

То обвалит насыпь,

То мосток продавит,

То на встречный поезд

Ухарски направит.

 

То пойдет потише,

Опоздает вволю,

За метелью станет

Суток трое в поле.

 

А иной раз просто

Часика четыре

Подождет особу,

Сильную в сем мире.

 

Да, я верю твердо:

Мертвая машина

Произвол не свяжет

Руси-исполина.

 

Верю: все машины

С русскою природой

Сами оживятся

Духом и свободой!

1860

 

-----------------------------------------------

 

Курочкин Василий

 

НА МОГИЛЕ ПИСАРЕВА

 

Еще один из строя выбыл вон,

Где уж  и так ряды не слишком тесны.

Мир памяти скончавшегося – он

Писатель был талантливый и честный.

 

Талантливый и честный! В двух словах

Заключена властительная сила:

Одушевлен был ею этот прах,

Освящена теперь его могила.

 

В борьбе со злом, идущей без конца,

Им двигала полезная идея, -

И юношам в их чистые сердца

Он внес ее, умами их владея.

 

Усопший брат! Мир памяти твоей.

Увы! Ты жил, как Добролюбов, мало.

Ты чист, как он; зерна твоих идей

Не подточило опытности жало.

 

Мы видели, как старились умы,

И как сердца прекрасные скудели.

Поклонимся ж могиле ранней мы –

Созревшие для неизвестной цели.

1868

 

-------------------------------------------------

Петр Лавров

ВЕРУЮ

 

Века пролетают. Проходят народы,

И потом, и кровью увлажив свой путь.

На плахе казненных растет цвет свободы.

Кичатся безумцы, чтоб в прахе уснуть.

И век каждый пишет заветное слово

На знамени войск, над престолом царей:

Оно облегчает страдальцу оковы;

Ему учит мать с колыбели детей.

Пред ним умолкает в бессильи наука.

Но ярко оно над умами горит.

То слово связует и деда и внука;

Врагов равноправных собою мирит.

И в храмы святые идут поколенья,

Заветное слово врагам говорят;

Владыка и раб преклоняют колени,

И вместе все шепчут: я верую, брат.

Века пролетают, сменяются храмы;

Другие кумиры пленяют людей;

И молятся Будде поклонники Брамы;

И верят свободе клиенты царей.

Сменяет улыбку нагой Афродиты

Пречистая дева в слезах под крестом;

Молчальную схиму приемлют квириты;

Монах запирает врата пред царем.

Века пролетают. И крест всемогущий

Упал с каменистых Голгофы высот:

Он с дубом Додоны из Зевсовой пущи,

Но символом Пана во прахе гниет.

Бессмысленно смотрят на небо соборы,

Остатки минувших, погибших миров.

Средь них раздаются бессмысленно хоры

Забытых молений, непонятых слов.

Напрасно священник сосуд искупленья

Поднял над толпою, склоненною в прах.

Христа еще раз погребли поколенья.

И он не воскреснет в безверных сердцах.

Давно искупил мир ты, агнец бескровный!

Давно уже кончена жертва креста.

Смотрите! смотрите! вот дух безусловный

Восходит на трон упраздненный Христа.

Смотрите! Священное право народа

Сменяет священное право царей.

Смотрите! Вот дух улетел из природы;

Одно вещество воцарилося в ней.

Вот обществу в жертву приносят пророки

И жадность стяжанья, и радость семьи.

Вот новые маги ждут мертвых уроки

И им посылают вопросы свои.

Вот гибнут все боги; вот тонут преданья;

Плывет над потопом один лишь ковчег.

Создатели мира суть смертных созданья!

И Бога в себе узнает человек…

Что ж вынес наш век из борьбы поколений?

Что нас отличает от дряхлых детей,

Гниющих остатков отсталых стремлений?

Что пишет наш век на хоругви своей?

Средь чудного мира, пред ликом природы,

Единого храма, где зодчего нет,

Где в вечном движеньи незыблемы своды,

Где все измененья, и сила, и свет -

Пред ликом отживших уже поколений,

В нас разум взрастивших страданьем своим,-

Пред грозной пророков умолкнувших тенью,-

Забытых героев пред сонмом немым –

Пред ликом еще не рожденных потомков –

Пред темной завесой грядущих веков –

Пред теми, что придут средь ветхих обломков,

Искать нашей мысли под грудами слов –

Пред хором поэтов всех стран и языков,

Из веры кующих свой огненный стих –

Пред мощью науки, не знающей кликов,

Могильщицы вечной созданий людских –

Вы, слабые духом! вы, сильные знаньем,

Откиньте кумиров минувшего ряд,

И скажем все вместе с святым упованьем:

«Мы братья по вере: я верую, брат!»

Я верую в разум! не бес нас прельщает

Обманчивым знаньем, греховной мечтой.

Я верую в чувство! не Майя свивает

Пред нами покров обаятельный свой.

Не сон наша жизнь и не грезы страданья;

Не призрак, чарующий блеск красоты;

Не суетны мысли; не грешны желанья;

Не ложны поэта святые мечты.

Я верю в развитие! год за годами

Волна человечества вечно растет.

В познаньи и в правде, умом и делами

Идут поколенья вперед и вперед.

И горе безумцам, им ставящим грани!

И горе безумцам, ведущим их вспять!

Грядущее близко: в нем нет состраданья;

Оно не умеет щадить и прощать.

Я верую в вечность законов Природы

И в неизменимость законов судьбы!

Как с гор на долину стекаются воды,

Не зная молений, не зная борьбы,

Влекут человека так вечные силы

Разумных стремлений, безумных страстей,

Влекут с колыбели до самой могилы;

Но узник не чувствует вечных цепей.

Я верую в святость судьбы человека!

Я верю в единство и в братство людей!

Я верю в блаженство грядущего века!

Я верую в будущность царства идей!

 

Свершите же, братья, святое моленье!

Да будет наш символ торжествен и свят!

И скажешь, во имя живых поколений:

«Мы братья по вере: я верую, брат!»

Август 1855

 

------------------------

Михаил Михайлов

Смело, друзья! Не теряйте

Бодрость в неравном бою,

Родину-мать защищайте,

Честь и свободу свою!

Пусть нас по тюрьмам сажают,

Пусть нас пытают огнем,

Пусть в рудники посылают,

Пусть мы все казни пройдем!

 

Если погибнуть придется

В тюрьмах и шахтах сырых,—

Дело, друзья, отзовется

На поколеньях живых.

Стонет   и   тяжко   вздыхает

Бедный забитый народ;

Руки он к нам простирает.

Нас он на помощь зовет.

 

Час обновленья настанет —

Воли добьется народ,

Добрым   нас   словом   помянет,

К нам на могилу придет.

Если погибнуть придется

В тюрьмах и шахтах сырых,—

Дело, друзья, отзовется

На поколеньях живых.

1861

 

*     *      *

 

Вышел срок тюремный:

По горам броди;

Со штыком солдата

Нет уж позади.

Воли больше; что же

Стены этих гор

Пуще стен тюремных

Мне теснят простор?

Там   под   темным   сводом

Тяжело дышать:

Сердце уставало

Биться и желать.

Здесь над головою

Под лазурный свод

Жаворонок вьется

И поет, зовет.

1862

 

*       *        *

 

Снова дней весенних

Дождалися мы:

Ласточки щебечут

Над окном тюрьмы.

Между гор зеленых

Темной полосой

Вьется вдаль дорога

К стороне родной.

1862

 

*       *        *

 

Вечером душным,

                           под черными тучами нас похоронят,

Молния  вспыхнет, 

                          заропщет  река,  и дубрава  застонет.

Ночь будет бурная.

                          Необоримою властью могучи,

Громом, огнем и дождем

                          разразятся угрюмые тучи.

И   над  могилами  нашими, 

                          радостный  день предвещая,

Радугу утро раскинет

                          по небу от края до края.

1864-1865

 

 

-------------------------

 

 

Николай Некрасов

 

ПАМЯТИ БЕЛИНСКОГО

 

Наивная и страстная душа,

В ком помыслы прекрасные кипели,

Упорствуя, волнуясь и спеша,

Ты честно шел к одной высокой цели;

Кипел, горел - и быстро ты угас!

Ты нас любил, ты дружеству был верен -

И мы тебя почтили в добрый час!

Ты по судьбе печальной беспримерен:

Твой труд живет и долго не умрет,

А ты погиб, несчастлив и незнаем!

И с дерева неведомого плод,

Беспечные, беспечно мы вкушаем.

Нам дела нет, кто возрастил его,

Кто посвящал ему и труд и время,

И о тебе не скажет ничего

Своим потомкам сдержанное племя...

И, с каждым днем окружена тесней,

Затеряна давно твоя могила,

И память благодарная друзей

Дороги к ней не проторила...

Между 1851 и 1853

 

 

*      *       *

 

 

Блажен незлобливый поэт,
В ком мало желчи, много чувства:
Ему так искренен привет
Друзей спокойного искусства;

Ему сочувствие в толпе,
Как ропот волн, ласкает ухо;
Он чужд сомнения в себе -
Сей пытки творческого духа;

Любя беспечность и покой,
Гнушаясь дерзкою сатирой,
Он прочно властвует толпой

С своей миролюбивой лирой.

Дивясь великому уму,
Его не гонят, не злословят,
И современники ему
При жизни памятник готовят...

Но нет пощады у судьбы
Тому, чей благородный гений

Стал обличителем толпы,
Ее страстей и заблуждений.

Питая ненавистью грудь,
Уста вооружив сатирой,
Проходит он тернистый путь

С своей карающею лирой.

Его преследуют хулы:
Он ловит звуки одобренья

Не в сладком ропоте хвалы,
А в диких криках озлобленья.

И веря и не веря вновь
Мечте высокого призванья,
Он проповедует любовь
Враждебным словом отрицанья,-

И каждый звук его речей
Плодит ему врагов суровых,
И умных и пустых людей,
Равно клеймить его готовых.

Со всех сторон его клянут
И, только труп его увидя,
Как много сделал он, поймут,
И как любил он - ненавидя!

1852

 

 

 

НА РОДИНЕ

 

Роскошны вы, хлеба заповедные

       Родимых нив -

Цветут, растут колосья наливные,

       А я чуть жив!

Ах, странно так я создан небесами,

       Таков мой рок,

Что хлеб полей, возделанных рабами,

       Нейдет мне впрок!

Лето 1855

 

 

 

ПОЭТ И ГРАЖДАНИН

 

    Г р а ж д а н и н  (входит)

 

Опять один, опять суров,

Лежит - и ничего не пишет.

 

         П о э т

 

Прибавь: хандрит и еле дышит -

И будет мой портрет готов.

 

    Г р а ж д а н и н

 

Хорош портрет! Ни благородства,

Ни красоты в нем нет, поверь,

А просто пошлое юродство.

Лежать умеет дикий зверь...

 

         П о э т

 

Так что же?

 

    Г р а ж д а н и н

 

         Да глядеть обидно.

 

         П о э т

 

Ну, так уйди.

 

    Г р а ж д а н и н

 

         Послушай: стыдно!

Пора вставать! Ты знаешь сам,

Какое время наступило;

В ком чувство долга не остыло,

Кто сердцем неподкупно прям,

В ком дарованье, сила, меткость,

Тому теперь не должно спать...

 

         П о э т

 

Положим, я такая редкость,

Но нужно прежде дело дать.

 

    Г р а ж д а н и н

 

Вот новость! Ты имеешь дело,

Ты только временно уснул,

Проснись: громи пороки смело...

 

         П о э т

 

А! знаю: "Вишь, куда метнул!

Но я обстрелянная птица.

Жаль, нет охоты говорить.

 

      (Берет книгу.)

 

Спаситель Пушкин!- Вот страница:

Прочти и перестань корить!

 

    Г р а ж д а н и н (читает)

 

"Не для житейского волненья,

Не для корысти, не для битв,

Мы рождены для вдохновенья,

Для звуков сладких и молитв.

 

         П о э т (с восторгом)

 

Неподражаемые звуки!..

Когда бы с Музою моей

Я был немного поумней,

Клянусь, пера бы не взял в руки!

 

    Г р а ж д а н и н

 

Да, звуки чудные... ура!

Так поразительна их сила,

Что даже сонная хандра

С души поэта соскочила.

Душевно радуюсь - пора!

И я восторг твой разделяю,

Но, признаюсь, твои стихи

Живее к сердцу принимаю.

 

         П о э т

 

Не говори же чепухи!

Ты рьяный чтец, но критик дикий.

Так я, по-твоему,- великий,

Повыше Пушкина поэт?

Скажи пожалуйста?!.

 

    Г р а ж д а н и н

 

               Ну, нет!

Твои поэмы бестолковы,

Твои элегии не новы,

Сатиры чужды красоты,

Неблагородны и обидны,

Твой стих тягуч. Заметен ты,

Но так без солнца звезды видны.

В ночи, которую теперь

Мы доживаем боязливо,

Когда свободно рыщет зверь,

А человек бредет пугливо,-

Ты твердо светоч свой держал,

Но небу было неугодно,

Чтоб он под бурей запылал,

Путь освещая всенародно;

Дрожащей искрою впотьмах

Он чуть горел, мигал, метался.

Моли, чтоб солнца он дождался

И потонул в его лучах!

 

Нет, ты не Пушкин. Но покуда,

Не видно солнца ниоткуда,

С твоим талантом стыдно спать;

Еще стыдней в годину горя

Красу долин, небес и моря

И ласку милой воспевать...

 

Гроза молчит, с волной бездонной

В сияньи спорят небеса,

И ветер ласковый и сонный

Едва колеблет паруса,-

Корабль бежит красиво, стройно,

И сердце путников спокойно,

Как будто вместо корабля

Под ними твердая земля.

Но гром ударил; буря стонет,

И снасти рвет, и мачту клонит,-

Не время в шахматы играть,

Не время песни распевать!

Вот пес - и тот опасность знает

И бешено на ветер лает:

Ему другого дела нет...

А ты что делал бы, поэт?

Ужель в каюте отдаленной

Ты стал бы лирой вдохновленной

Ленивцев уши услаждать

И бури грохот заглушать?

 

Пускай ты верен назначенью,

Но легче ль родине твоей,

Где каждый предан поклоненью

Единой личности своей?

Наперечет сердца благие,

Которым родина свята.

Бог помочь им!.. а остальные?

Их цель мелка, их жизнь пуста.

Одни - стяжатели и воры,

Другие - сладкие певцы,

А третьи... третьи - мудрецы:

Их назначенье - разговоры.

Свою особу оградя,

Они бездействуют, твердя:

"Неисправимо наше племя,

Мы даром гибнуть не хотим,

Мы ждем: авось поможет время,

И горды тем, что не вредим!"

Хитро скрывает ум надменный

Себялюбивые мечты,

Но... брат мой! кто бы ни был ты,

Не верь сей логике презренной!

Страшись их участь разделить,

Богатых словом, делом бедных,

И не иди во стан безвредных,

Когда полезным можешь быть!

Не может сын глядеть спокойно

На горе матери родной,

Не будет гражданин достойный

К отчизне холоден душой,

Ему нет горше укоризны...

Иди в огонь за честь отчизны,

За убежденье, за любовь...

Иди, и гибни безупречно.

Умрешь не даром, дело прочно,

Когда под ним струится кровь...

 

А ты, поэт! избранник неба,

Глашатай истин вековых,

Не верь, что не имущий хлеба

Не стоит вещих струн твоих!

Не верь, чтоб вовсе пали люди;

Не умер Бог в душе людей,

И вопль из верующей груди

Всегда доступен будет ей!

Будь гражданин! служа искусству,

Для блага ближнего живи,

Свой гений подчиняя чувству

Всеобнимающей Любви;

И если ты богат дарами,

Их выставлять не хлопочи:

В твоем труде заблещут сами

Их животворные лучи.

Взгляни: в осколки твердый камень

Убогий труженик дробит,

А из-под молота летит

И брызжет сам собою пламень!

 

         П о э т

 

Ты кончил?.. чуть я не уснул.

Куда нам до таких воззрений!

Ты слишком далеко шагнул.

Учить других - потребен гений,

Потребна сильная душа,

А мы с своей душой ленивой,

Самолюбивой и пугливой,

Не стоим медного гроша.

Спеша известности добиться,

Боимся мы с дороги сбиться

И тропкой торною идем,

А если в сторону свернем -

Пропали, хоть беги со света!

Куда жалка ты, роль поэта!

Блажен безмолвный гражданин:

Он, Музам чуждый с колыбели,

Своих поступков господин,

Ведет их к благородной цели,

И труд его успешен, спор...

 

    Г р а ж д а н и н

 

Не очень лестный приговор.

Но твой ли он? тобой ли сказан?

Ты мог бы правильней судить:

Поэтом можешь ты не быть,

Но гражданином быть обязан.

А что такое гражданин?

Отечества достойный сын.

Ах! будет с нас купцов, кадетов,

Мещан, чиновников, дворян,

Довольно даже нам поэтов,

Но нужно, нужно нам граждан!

Но где ж они? Кто не сенатор,

Не сочинитель, не герой,

Не предводитель,

Кто гражданин страны родной?

Где ты? откликнись? Нет ответа.

И даже чужд душе поэта

Его могучий идеал!

Но если есть он между нами,

Какими плачет он слезами!!.

Ему тяжелый жребий пал,

Но доли лучшей он не просит:

Он, как свои, на теле носит

Все язвы родины своей.

... ... ... ... ...

... ... ... ... ...

Гроза шумит и к бездне гонит

Свободы шаткую ладью,

Поэт клянет или хоть стонет,

А гражданин молчит и клонит

Под иго голову свою.

Когда же... Но молчу. Хоть мало,

И среди нас судьба являла

Достойных граждан... Знаешь ты

Их участь?.. Преклони колени!..

Лентяй! смешны твои мечты

И легкомысленные пени — жалобы.

В твоем сравненье смыслу нет.

Вот слово правды беспристрастной:

Блажен болтающий поэт,

И жалок гражданин безгласный!

 

         П о э т

 

Не мудрено того добить,

Кого уж добивать не надо.

Ты прав: поэту легче жить -

В свободном слове есть отрада.

Но был ли я причастен ей?

Ах, в годы юности моей,

Печальной, бескорыстной, трудной,

Короче - очень безрассудной,

Куда ретив был мой Пегас!

Не розы - я вплетал крапиву

В его размашистую гриву

И гордо покидал Парнас.

Без отвращенья, без боязни

Я шел в тюрьму и к месту казни,

В суды, в больницы я входил.

Не повторю, что там я видел...

Клянусь, я честно ненавидел!

Клянусь, я искренно любил!

И что ж?.. мои послышав звуки,

Сочли их черной клеветой;

Пришлось сложить смиренно руки

Иль поплатиться головой...

Что было делать? Безрассудно

Винить людей, винить судьбу.

Когда б я видел хоть борьбу,

Бороться стал бы, как ни трудно,

Но... гибнуть, гибнуть... и когда?

Мне было двадцать лет тогда!

Лукаво жизнь вперед манила,

Как моря вольные струи,

И ласково любовь сулила

Мне блага лучшие свои -

Душа пугливо отступила...

Но сколько б не было причин,

Я горькой правды не скрываю

И робко голову склоняю

При слове "честный гражданин".

Тот роковой, напрасный пламень

Доныне сожигает грудь,

И рад я, если кто-нибудь

В меня с презреньем бросит камень.

Бедняк! и из чего попрал

Ты долг священный человека?

Какую подать с жизни взял

Ты - сын больной больного века?..

Когда бы знали жизнь мою,

Мою любовь, мои волненья...

Угрюм и полон озлобленья,

У двери гроба я стою...

 

Ах! песнею моей прощальной

Та песня первая была!

Склонила Муза лик печальный

И, тихо зарыдав, ушла.

С тех пор не часты были встречи:

Украдкой, бледная, придет

И шепчет пламенные речи,

И песни гордые поет.

Зовет то в города, то в степи,

Заветным умыслом полна,

Но загремят внезапно цепи -

И мигом скроется она.

Не вовсе я ее чуждался,

Но как боялся! как боялся!

Когда мой ближний утопал

В волнах существенного горя -

То гром небес, то ярость моря

Я добродушно воспевал.

Бичуя маленьких воришек

Для удовольствия больших,

Дивил я дерзостью мальчишек

И похвалой гордился их.

Под игом лет душа погнулась,

Остыла ко всему она,

И Муза вовсе отвернулась,

Презренья горького полна.

Теперь напрасно к ней взываю -

Увы! Сокрылась навсегда.

Как свет, я сам ее не знаю

И не узнаю никогда.

О Муза, гостьею случайной

Являлась ты  моей душе?

Иль песен дар необычайный

Судьба предназначала ей?

Увы! кто знает? рок суровый

Всё скрыл в глубокой темноте.

Но шел один венок терновый

К твоей угрюмой красоте...

1855

 

 

 

ШКОЛЬНИК

- Ну, пошел же, ради Бога!
Небо, ельник и песок -
Невеселая дорога...
Эй! садись ко мне, дружок!

Ноги босы, грязно тело,
И едва прикрыта грудь...
Не стыдися! что за дело?
Это многих славный путь.

Вижу я в котомке книжку.
Так учиться ты идешь...
Знаю: батька на сынишку
Издержал последний грош.

Знаю: старая дьячиха
Отдала четвертачок,
Что проезжая купчиха
Подарила на чаек.


Или, может, ты дворовый
Из отпущенных?.. Ну, что ж!
Случай тоже уж не новый -
Не робей, не пропадешь!

Скоро сам узнаешь в школе,
Как архангельский мужик
По своей и божьей воле
Стал разумен и велик1.

Не без добрых душ на свете -
Кто-нибудь свезет в Москву,
Будешь в университете -
Сон свершится наяву!

Там уж поприще широко:
Знай работай да не трусь...
Вот за что тебя глубоко
Я люблю, родная Русь!

Не бездарна та природа,
Не погиб еще тот край,
Что выводит из народа
Столько славных то и знай,-

Столько добрых, благородных,
Сильных любящей душой,
Посреди тупых, холодных
И напыщенных собой!

1856

 

 

 

ТИШИНА
1
Все рожь кругом, как степь живая,
Ни замков, ни морей, ни гор...
Спасибо, сторона родная,
За твой врачующий простор!
За дальним Средиземным морем,
Под небом ярче твоего,
Искал я примиренья с горем,
И не нашел я ничего!
Я там не свой: хандрю, немею,
Не одолев свою судьбу,
Я там погнулся перед нею,
Но ты дохнул - и сумею,
Быть может, выдержать борьбу!

Я твой. Пусть ропот укоризны
За мною по пятам бежал,
Не небесам чужой отчизны -
Я песни родине слагал!
И ныне жадно поверяю
Мечту любимую мою
И в умиленье посылаю
Всему привет... Я узнаю
Суровость рек, всегда готовых
С грозою выдержать войну,
И ровный шум лесов сосновых,
И деревенек тишину,
И нив широкие размеры...
Храм божий на горе мелькнул
И детски чистым чувством веры
Внезапно на душу пахнул.
Нет отрицанья, нет сомненья,
И шепчет голос неземной:
Лови минуту умиленья,
Войди с открытой головой!
Как ни тепло чужое море,
Как ни красна чужая даль,
Не ей поправить наше горе,
Размыкать русскую печаль!
Храм воздыханья, храм печали -
Убогий храм земли твоей:
Тяжеле стонов не слыхали
Ни римский Петр, ни Колизей!
Сюда народ, тобой любимый,
Своей тоски неодолимой
Святое бремя приносил -
И облегченный уходил!
Войди! Христос наложит руки
И снимет волею святой
С души оковы, с сердца муки
И язвы с совести больной...

Я внял... я детски умилился...
И долго я рыдал и бился
О плиты старые челом,
Чтобы простил, чтоб заступился,
Чтоб осенил меня крестом
Бог угнетенных, Бог скорбящих,
Бог поколений, предстоящих
Пред этим скудным алтарем!

2

Пора! За рожью колосистой
Леса сплошные начались,
И сосен аромат смолистый
До нас доходит... "Берегись!"
Уступчив, добродушно смирен,
Мужик торопится свернуть...
Опять пустынно-тих и мирен
Ты, русский путь, знакомый путь!
Прибитая к земле слезами
Рекрутских жен и матерей,
Пыль не стоит уже столбами
Над бедной родиной моей.
Опять ты сердцу посылаешь
Успокоительные сны,
И вряд ли сам припоминаешь,
Каков ты был во дни войны,-
Когда над Русью безмятежной
Восстал немолчный скрип тележный,
Печальный, как народный стон!
Русь поднялась со всех сторон,
Все, что имела, отдавала
И на защиту высылала
Со всех проселочных путей
Своих покорных сыновей.
Войска водили офицеры,
Гремел походный барабан,
Скакали бешено курьеры;
За караваном караван
Тянулся к месту ярой битвы -
Свозили хлеб, сгоняли скот.
Проклятья, стоны и молитвы
Носились в воздухе... Народ
Смотрел довольными глазами
На фуры с пленными врагами,
Откуда рыжих англичан,
Французов с красными ногами
И чалмоносных мусульман
Глядели сумрачные лица...
И, все минуло... все молчит...
Так мирных лебедей станица,
Внезапно спугнута, летит
И, с криком обогнув равнину
Пустынных, молчаливых вод,
Садится дружно на средину
И осторожнее плывет...

3

Свершилось! Мертвые отпеты,
Живые прекратили плач,
Окровавленные ланцеты
Очистил утомленный врач.
Военный поп, сложив ладони,
Творит молитву небесам.
И севастопольские кони
Пасутся мирно... Слава вам!
Вы были там, где смерть летает,
Вы были в сечах роковых
И, как вдовец жену меняет,
Меняли всадников лихих.

Война молчит - и жертв не просит,
Народ, стекаясь к алтарям,
Хвалу усердную возносит
Смирившим громы небесам.
Народ-герой! в борьбе суровой
Ты не шатнулся до конца,
Светлее твой венец терновый
Победоносного венца!

Молчит и он... как труп безглавый,
Еще в крови, еще дымясь;
Не небеса, ожесточась,
Его снесли огнем и лавой:
Твердыня, избранная славой,
Земному грому поддалась!
Три царства перед ней стояло,
Перед одной... таких громов
Еще и небо не метало
С нерукотворных облаков!
В ней воздух кровью напоили,
Изрешетили каждый дом
И, вместо камня, намостили
Ее свинцом и чугуном.
Там по чугунному помосту
И море под стеной течет.
Носили там людей к погосту,
Как мертвых пчел, теряя счет...
Свершилось! Рухнула твердыня,
Войска ушли... кругом пустыня,
Могилы... Люди в той стране
Еще не верят тишине,
Но тихо... В каменные раны
Заходят сизые туманы,
И черноморская волна
Уныло в берег славы плещет...
Над всею Русью тишина,
Но - не предшественница сна:
Ей солнце правды в очи блещет,
И думу думает она.

4

А тройка все летит стрелой.
Завидев мост полуживой,
Ямщик бывалый, парень русский,
В овраг спускает лошадей
И едет по тропинке узкой
Под самый мост... оно верней!
Лошадки рады: как в подполье,
Прохладно там... Ямщик свистит
И выезжает на приволье
Лугов... родной, любимый вид...
Там зелень ярче изумруда,
Нежнее шелковых ковров,
И, как серебряные блюда,
На ровной скатерти лугов
Стоят озера... Ночью темной
Мы миновали луг поемный,
И вот уж едем целый день
Между зелеными стенами
Густых берез. Люблю их тень
И путь, усыпанный листами!
Здесь бег коня неслышно тих,
Легко в их сырости приятной,
И веет на душу от них
Какой-то глушью благодатной.
Скорей туда - в родную глушь!
Там можно жить, не обижая
Ни божьих, ни ревижских душ
И труд любимый довершая.
Там стыдно будет унывать
И предаваться грусти праздной,
Где пахарь любит сокращать
Напевом труд однообразный.
Его ли горе не скребет?-
Он бодр, он за сохой шагает.
Без наслажденья он живет,
Без сожаленья умирает.
Его примером укрепись,
Сломившийся под игом горя!
За личным счастьем не гонись
И Богу уступай - не споря...

1857

 

 

В СТОРОНЕ

 

В стороне от больших городов,

Посреди бесконечных лугов,

За селом, на горе невысокой,

Вся бела, вся видна при луне,

Церковь старая чудится мне,

И на белой церковной стене

Отражается крест одинокий.

Да, я вижу тебя, Божий дом!

Вижу надписи вдоль по карнизу

И апостола Павла с мечом,

Облеченного в светлую ризу.

Поднимается сторож-старик

На свою колокольню-руину,

На тени он громадно велик

Пополам пересек всю равнину.

Поднимись! И медленно бей,

Чтобы слышалось долго гуденье

В тишине деревенских ночей.

Этих звуков властительно пенье,

Если есть в околотке больной,

Он при них встрепенется душой.

И, считая внимательно звуки,

Позабудет на миг свои муки

Одинокий ли путник ночной

Их заслышит — бодрее шагает,

Их заботливый пахарь считает

И, крестом осенясь в полусне,

Просит Бога о ведренном дне.

 

 

РАЗМЫШЛЕНИЯ У ПАРАДНОГО ПОДЪЕЗДА

 

Вот парадный подъезд. По торжественным дням,

Одержимый холопским недугом,

Целый город с каким-то испугом

Подъезжает к заветным дверям;

Записав свое имя и званье,

Разъезжаются гости домой,

Так глубоко довольны собой,

Что подумаешь - в том их призванье!

А в обычные дни этот пышный подъезд

Осаждают убогие лица:

Прожектеры, искатели мест,

И преклонный старик, и вдовица.

От него и к нему то и знай по утрам

Всё курьеры с бумагами скачут.

Возвращаясь, иной напевает "трам-трам",

А иные просители плачут.

Раз я видел, сюда мужики подошли,

Деревенские русские люди,

Помолились на церковь и стали вдали,

Свесив русые головы к груди;

Показался швейцар. "Допусти",- говорят

С выраженьем надежды и муки.

Он гостей оглядел: некрасивы на взгляд!

Загорелые лица и руки,

Армячишка худой на плечах,

По котомке на спинах согнутых,

Крест на шее и кровь на ногах,

В самодельные лапти обутых

(Знать, брели-то долгонько они

Из каких-нибудь дальних губерний).

Кто-то крикнул швейцару: "Гони!

Наш не любит оборванной черни!"

И захлопнулась дверь. Постояв,

Развязали кошли пилигримы²,

Но швейцар не пустил, скудной лепты не взяв,

И пошли они, солнцем палимы,

Повторяя: "Суди его Бог!",

Разводя безнадежно руками,

И, покуда я видеть их мог,

С непокрытыми шли головами...

 

  А владелец роскошных палат

Еще сном был глубоким объят...

Ты, считающий жизнью завидною

Упоение лестью бесстыдною,

Волокитство, обжорство, игру,

Пробудись! Есть еще наслаждение:

Вороти их! в тебе их спасение!

Но счастливые глухи к добру...

 

Не страшат тебя громы небесные,

А земные ты держишь в руках,

И несут эти люди безвестные

Неисходное горе в сердцах.

 

Что тебе эта скорбь вопиющая,

Что тебе этот бедный народ?

Вечным праздником быстро бегущая

Жизнь очнуться тебе не дает.

И к чему? Щелкоперов забавою

Ты народное благо зовешь;

Без него проживешь ты со славою

      И со славой умрешь!

Безмятежней аркадской идиллии⁴

Закатятся преклонные дни.

Под пленительным небом Сицилии,

В благовонной древесной тени,

Созерцая, как солнце пурпурное

Погружается в море лазурное,

Полосами его золотя,-

Убаюканный ласковым пением

Средиземной волны,- как дитя

Ты уснешь, окружен попечением

Дорогой и любимой семьи

(Ждущей смерти твоей с нетерпением);

Привезут к нам останки твои,

Чтоб почтить похоронною тризною,

И сойдешь ты в могилу... герой,

Втихомолку проклятый отчизною,

Возвеличенный громкой хвалой!..

 

Впрочем, что ж мы такую особу

Беспокоим для мелких людей?

Не на них ли нам выместить злобу?-

Безопасней... Еще веселей

В чем-нибудь приискать утешенье...

Не беда, что потерпит мужик:

Так ведущее нас провиденье

Указало... да он же привык!

За заставой, в харчевне убогой

Всё пропьют бедняки до рубля

И пойдут, побираясь дорогой,

И застонут... Родная земля!

Назови мне такую обитель,

Я такого угла не видал,

Где бы сеятель твой и хранитель,

Где бы русский мужик не стонал?

Стонет он по полям, по дорогам,

Стонет он по тюрьмам, по острогам,

В рудниках, на железной цепи;

Стонет он под овином, под стогом,

Под телегой, ночуя в степи;

Стонет в собственном бедном домишке,

Свету божьего солнца не рад;

Стонет в каждом глухом городишке,

У подъезда судов и палат.

Выдь на Волгу: чей стон раздается

Над великою русской рекой?

Этот стон у нас песней зовется -

То бурлаки идут бечевой!..

Волга! Волга!.. Весной многоводной

Ты не так заливаешь поля,

Как великою скорбью народной

Переполнилась наша земля,-

Где народ, там и стон... Эх, сердечный!

Что же значит твой стон бесконечный?

Ты проснешься ль, исполненный сил,

Иль, судеб повинуясь закону,

Всё, что мог, ты уже совершил,-

Создал песню, подобную стону,

И духовно навеки почил?..

1858

 

 

*      *       *

 

 

Стихи мои! Свидетели живые
               За мир пролитых слез!
Родитесь вы в минуты роковые
               Душевных гроз
И бьетесь о сердца людские,
               Как волны об утес.

1858

 

 

 

ПЕСНЯ ЕРЕМУШКЕ

"Стой, ямщик! жара несносная,
Дальше ехать не могу!"
Вишь, пора-то сенокосная -
Вся деревня на лугу.

У двора у постоялого
Только нянюшка сидит,
Закачав ребенка малого,
И сама почти что спит;

Через силу тянет песенку
Да, зевая, крестит рот.
Сел я рядом с ней на лесенку,
Няня дремлет и поет:

"Ниже тоненькой былиночки
Надо голову клонить,
Чтоб на свете сиротиночке
Беспечально век прожить.

Сила ломит и соломушку -
Поклонись пониже ей,
Чтобы старшие Еремушку
В люди вывели скорей.

В люди выдешь, все с вельможами
Будешь дружество водить,
С молодицами пригожими
Шутки вольные шутить.

И привольная, и праздная
Жизнь покатится шутя..."
Эка песня безобразная!
- Няня! Дай-ка мне дитя!

"На, родной! да ты откудова?"
- Я проезжий, городской.
"Покачай; а я покудова
Подремлю... да песню спой!"

- Как не спеть! спою, родимая,
Только, знаешь, не твою.
У меня своя, любимая...
"Баю-баюшки-баю!

В пошлой лени усыпляющий
Пошлых жизни мудрецов,
Будь он проклят, растлевающий
Пошлый опыт - ум глупцов!

В нас под кровлею отеческой
Не запало ни одно
Жизни чистой, человеческой
Плодотворное зерно.

Будь счастливей! Силу новую
Благородных юных дней
В форму старую, готовую
Необдуманно не лей!

Жизни вольным впечатлениям
Душу вольную отдай,
Человеческим стремлениям
В ней проснуться не мешай.

С ними ты рожден природою -
Возлелей их, сохрани!
Братством, Равенством, Свободою
Называются они.

Возлюби их! на служение
Им отдайся до конца!
Нет прекрасней назначения,
Лучезарней нет венца.

Будешь редкое явление,
Чудо родины своей;
Не холопское терпение
Принесешь ты в жертву ей:

Необузданную, дикую
К угнетателям вражду
И доверенность великую
К бескорыстному труду.

С этой ненавистью правою,
С этой верою святой
Над неправдою лукавою
Грянешь божьею грозой...

И тогда-то..." Вдруг проснулося
И заплакало дитя.
Няня быстро встрепенулася
И взяла его, крестя.

"Покормись, родимый, грудкою!
Сыт?.. Ну, баюшки-баю!"-
И запела над малюткою
Снова песенку свою...

1959

 

 

 

ДУМА

 

Сторона наша убогая,

Выгнать некуда коровушку.

Проклинай житье мещанское

Да почесывай головушку.

 

Спи, не спи — валяйся по печи,

Каждый день не доедаючи,

Трать задаром силу дюжую,

Недоимку накопляючи.

 

Уж как нет беды кручиннее

Без работы парню маяться,

А пойдешь куда к хозяевам —

Ни один-то не нуждается!

 

У купца у Семипалова

Живут люди не говеючи,

Льют на кашу масло постное

Словно воду не жалеючи.

 

В праздник — жирная баранина,

Пар над щами тучей носится,

В пол-обеда распояшутся —

Вон из тела душа просится!

 

Ночь храпят, наевшись до поту,

День придет — работой тешутся...

Эй! возьми меня в работники,

Поработать руки чешутся!

 

Повели ты в лето жаркое

Мне пахать пески сыпучие,

Повели ты в зиму лютую

Вырубать леса дремучие,—

 

Только треск стоял бы до неба,

Как деревья бы валилися;

Вместо шапки белым инеем

Волоса бы серебрилися!

1861

 

*       *        *

 

 

Что ни год - уменьшаются силы,
Ум ленивее, кровь холодней...
Мать-отчизна! дойду до могилы,
Не дождавшись свободы твоей!

Но желал бы я знать, умирая,
Что стоишь ты на верном пути,
Что твой пахарь, поля засевая,
Видит ведреный день впереди;

Чтобы ветер родного селенья
Звук единый до слуха донес,
Под которым не слышно кипенья
Человеческой крови и слез.

1861

 

*    *    *

 

 

В полном разгаре страда деревенская...

Доля ты!- русская долюшка женская!

   Вряд ли труднее сыскать.

 

Не мудрено, что ты вянешь до времени,

Всевыносящего русского племени

   Многострадальная мать!

 

Зной нестерпимый: равнина безлесная,

Нивы, покосы да ширь поднебесная -

   Солнце нещадно палит.

 

Бедная баба из сил выбивается,

Столб насекомых над ней колыхается,

   Жалит, щекочет, жужжит!

 

Приподнимая косулю тяжелую,

Баба порезала ноженьку голую -

   Некогда кровь унимать!

 

Слышится крик у соседней полосыньки,

Баба туда - растрепалися косыньки,-

   Надо ребенка качать!

 

Что же ты стала над ним в отупении?

Пой ему песню о вечном терпении,

   Пой, терпеливая мать!..

 

Слезы ли, пот ли у ней над ресницею,

   Право, сказать мудрено.

В жбан этот, заткнутый грязной тряпицею,

   Канут они - всё равно!

 

Вот она губы свои опаленные

   Жадно подносит к краям...

Вкусны ли, милая, слезы соленые

   С кислым кваском пополам?..

1862-1863

 

*      *       *

 

Надрывается сердце от муки,
Плохо верится в силу добра,
Внемля в мире царящие звуки
Барабанов, цепей, топора.

Но люблю я, весна золотая,
Твой сплошной, чудно-смешанный шум;
Ты ликуешь, на миг не смолкая,
Как дитя, без заботы и дум.
В обаянии счастья и славы
Чувству жизни ты вся предана,-
Что-то шепчут зеленые травы,
Говорливо струится волна;
В стаде весело ржет жеребенок,
Бык с землей вырывает траву,
А в лесу белокурый ребенок -
Чу! кричит: "Парасковья, ау!"
По холмам, по лесам, над долиной
Птицы севера вьются, кричат,
Разом слышны - напев соловьиный
И нестройные писки галчат,
Грохот тройки, скрипенье подводы,
Крик лягушек, жужжание ос,
Треск кобылок,- в просторе свободы
Всё в гармонию жизни слилось...

Я наслушался шума инова...
Оглушенный, подавленный им,
Мать-природа! иду к тебе снова
Со всегдашним желаньем моим -
Заглуши эту музыку злобы!
Чтоб душа ощутила покой
И прозревшее око могло бы
Насладиться твоей красотой.

1863

 

 

 

ПОЖАРИЩЕ

Весело бить вас, медведи почтенные,
Только до вас добираться невесело,—
Кочи, ухабины, ели бессменные!
Каждое дерево ветви повесило,
Каркает ворон над белой равниною,
Нищий в деревне за дровни цепляется.
Этой сплошной безотрадной картиною
Сердце подавлено, взор утомляется.
Ой! надоела ты, глушь новгородская!
Ой! истомила ты, бедность крестьянская!
То ли бы дело лошадка заводская,
С полостью санки, прогулка дворянская?..
Даже церквей здесь почти не имеется.
Вот наконец впереди развлечение:
Что-то на белой поляне чернеется,
Что-то дымится,— сгорело селение!
Бедных, богатых не различающий,
Шутку огонь подшутил презабавную:
Только повсюду еще украшающий
Освобожденную Русь православную
Столб уцелел — и на нем сохраняются
Строки: «Деревня помещика Вечева».
С лаем собаки на нас не бросаются,
Думают, видно: украсть вам тут нечего!
(Так. А давно ли служили вы с верою,
Лаяли, злились до самозабвения
И на хребте своем шерсть черно-серую
Ставили дыбом в защиту селения?..)
Да на обломках стены штукатуренной
Крайнего дома — должно быть, дворянского —
Видны портреты: Кутузов нахмуренный,
Блюхер бессменный и бок Забалканского.
Лошадь дрожит у плетня почернелого,
Куры бездомные с холоду ежатся,
И на остатках жилья погорелого
Люди, как черви на трупе, копошатся...

1863

 

 

 

ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА

 

   В а н я  (в кучерском армячке).

Папаша! кто строил эту дорогу?

   П а п а ш а  (в пальто на красной подкладке),

Граф Петр Андреевич Клейнмихель, душенька!

                  Разговор в вагоне

 

             1

 

Славная осень! Здоровый, ядреный

Воздух усталые силы бодрит;

Лед неокрепший на речке студеной

Словно как тающий сахар лежит;

 

Около леса, как в мягкой постели,

Выспаться можно - покой и простор!

Листья поблекнуть еще не успели,

Желты и свежи лежат, как ковер.

 

Славная осень! Морозные ночи,

   Ясные, тихие дни...

Нет безобразья в природе! И кочи,

И моховые болота, и пни -

 

Всё хорошо под сиянием лунным,

Всюду родимую Русь узнаю...

Быстро лечу я по рельсам чугунным,

Думаю думу свою...

 

             2

 

Добрый папаша! К чему в обаянии

   Умного Ваню держать?

Вы мне позвольте при лунном сиянии

   Правду ему показать.

 

Труд этот, Ваня, был страшно громаден

   Не по плечу одному!

В мире есть царь: этот царь беспощаден,

   Голод названье ему.

 

Водит он армии; в море судами

   Правит; в артели сгоняет людей,

Ходит за плугом, стоит за плечами

   Каменотесцев, ткачей.

 

Он-то согнал сюда массы народные.

   Многие - в страшной борьбе,

К жизни воззвав эти дебри бесплодные,

   Гроб обрели здесь себе.

 

Прямо дороженька: насыпи узкие,

   Столбики, рельсы, мосты.

А по бокам-то всё косточки русские...

Сколько их! Ванечка, знаешь ли ты?

 

Чу! восклицанья послышались грозные!

   Топот и скрежет зубов;

Тень набежала на стекла морозные...

   Что там? Толпа мертвецов!

 

То обгоняют дорогу чугунную,

   То сторонами бегут.

Слышишь ты пение?.. "В ночь эту лунную

   Любо нам видеть свой труд!

 

Мы надрывались под зноем, под холодом,

   С вечно согнутой спиной,

Жили в землянках, боролися с голодом,

Мерзли и мокли, болели цингой.

 

Грабили нас грамотеи-десятники,

Секло начальство, давила нужда...

Всё претерпели мы, божии ратники,

   Мирные дети труда!

 

Братья! Вы наши плоды пожинаете!

Нам же в земле истлевать суждено...

Всё ли нас, бедных, добром поминаете

   Или забыли давно?.."

 

Не ужасайся их пения дикого!

С Волхова, с матушки Волги, с Оки,

С разных концов государства великого -

Это всё братья твои - мужики!

 

Стыдно робеть, закрываться перчаткою,

Ты уж не маленький!.. Волосом рус,

Видишь, стоит, изможден лихорадкою,

Высокорослый больной белорус:

 

Губы бескровные, веки упавшие,

   Язвы на тощих руках,

Вечно в воде по колено стоявшие

Ноги опухли; колтун в волосах;

 

Ямою грудь, что на заступ старательно

Изо дня в день налегала весь век...

Ты приглядись к нему, Ваня, внимательно:

Трудно свой хлеб добывал человек!

 

Не разогнул свою спину горбатую

Он и теперь еще: тупо молчит

И механически ржавой лопатою

   Мерзлую землю долбит!

 

Эту привычку к труду благородную

Нам бы не худо с тобой перенять...

Благослови же работу народную

И научись мужика уважать.

 

Да не робей за отчизну любезную...

Вынес достаточно русский народ,

Вынес и эту дорогу железную -

Вынесет всё, что Господь ни пошлет!

 

Вынесет всё - и широкую, ясную

Грудью дорогу проложит себе.

Жаль только - жить в эту пору прекрасную

Уж не придется - ни мне, ни тебе.

 

             3

 

В эту минуту свисток оглушительный

Взвизгнул - исчезла толпа мертвецов!

"Видел, папаша, я сон удивительный,-

Ваня сказал,- тысяч пять мужиков,

 

Русских племен и пород представители

Вдруг появились - и он мне сказал:

"Вот они - нашей дороги строители!.."

   Захохотал генерал!

 

"Был я недавно в стенах Ватикана,

По Колизею две ночи бродил,

Видел я в Вене святого Стефана,

Что же... всё это народ сотворил?

 

Вы извините мне смех этот дерзкий,

Логика ваша немножко дика.

Или для вас Аполлон Бельведерский

   Хуже печного горшка?

 

Вот ваш народ - эти термы и бани,

Чудо искусства - он всё растаскал!"-

"Я говорю не для вас, а для Вани..."

Но генерал возражать не давал:

 

"Ваш славянин, англо-сакс и германец

Не создавать - разрушать мастера,

Варвары! дикое скопище пьяниц!..

Впрочем, Ванюшей заняться пора;

 

Знаете, зрелищем смерти, печали

Детское сердце грешно возмущать.

Вы бы ребенку теперь показали

Светлую сторону..."

 

             4

 

               Рад показать!

Слушай, мой милый: труды роковые

Кончены - немец уж рельсы кладет.

Мертвые в землю зарыты; больные

Скрыты в землянках; рабочий народ

 

Тесной гурьбой у конторы собрался...

Крепко затылки чесали они:

Каждый подрядчику должен остался,

Стали в копейку прогульные дни!

 

Всё заносили десятники в книжку -

Брал ли на баню, лежал ли больной:

"Может, и есть тут теперича лишку,

Да вот, поди ты!.." Махнули рукой...

 

В синем кафтане - почтенный лабазник,

Толстый, присадистый, красный, как медь,

Едет подрядчик по линии в праздник,

Едет работы свои посмотреть.

 

Праздный народ расступается чинно...

Пот отирает купчина с лица

И говорит, подбоченясь картинно:

"Ладно... нешто... молодца!.. молодца!..

 

С богом, теперь по домам,- проздравляю!

(Шапки долой - коли я говорю!)

Бочку рабочим вина выставляю

И - недоимку дарю!.."

 

Кто-то "ура" закричал. Подхватили

Громче, дружнее, протяжнее... Глядь:

С песней десятники бочку катили...

Тут и ленивый не мог устоять!

 

Выпряг народ лошадей - и купчину

С криком "ура!" по дороге помчал...

Кажется, трудно отрадней картину

Нарисовать, генерал?..

1864

 

 

*     *      *

 

 

Ликует враг, молчит в недоуменье
Вчерашний друг, качая головой,
И вы, и вы отпрянули в смущенье,
Стоявшие бессменно предо мной
Великие, страдальческие тени,
О чьей судьбе так горько я рыдал,
На чьих гробах я преклонял колени
И клятвы мести грозно повторял...
Зато кричат безличные: "Ликуем!",
Спеша в объятья к новому рабу
И пригвождая жирным поцелуем
Несчастного к позорному столбу.

1866

 

*      *      *

 

Душно! без счастья и воли
Ночь бесконечно длинна.
Буря бы грянула, что ли?
Чаша с краями полна!

Грянь над пучиною моря,
В поле, в лесу засвищи,
Чашу вселенского горя
Всю расплещи!..

1868

 

 

 

МАТЬ

Она была исполнена печали,
И между тем, как шумны и резвы
Три отрока вокруг нее играли,
Ее уста задумчиво шептали:
"Несчастные! зачем родились вы?
Пойдете вы дорогою прямою
И вам судьбы своей не избежать!"
Не омрачай веселья их тоскою,
Не плачь над ними, мученица-мать!
Но говори им с молодости ранней:
Есть времена, есть целые века,
В которые нет ничего желанней,
Прекраснее - тернового венка...

1868

 

 

 

КАК ПРАЗДНУЮТ ТРУСУ

 

Время-то есть, да писать нет возможности.

     Мысль убивающий страх:

Не перейти бы границ осторожности,

     Голову держит в тисках!

 

Утром мы наше село посещали,

     Где я родился и взрос.

Сердце, подвластное старой печали,

     Сжалось; в уме шевельнулся вопрос:

 

Новое время - свободы, движенья,

     Земства, железных путей.

Что ж я не вижу следов обновленья

     В бедной отчизне моей?

 

Те же напевы, тоску наводящие,

     С детства знакомые нам,

И о терпении новом молящие,

     Те же попы по церквам.

 

В жизни крестьянина, ныне свободного,

     Бедность, невежество, мрак.

Где же ты, тайна довольства народного?

     Ворон в ответ мне прокаркал: "дурак!"

 

Я обругал его грубым невежею.

     На телеграфную нить

Он пересел. "Не донос ли депешею

     Хочет в столицу пустить?"

 

Глупая мысль, но я, долго не думая,

     Метко прицелился. Выстрел гремит:

Падает замертво птица угрюмая,

     Нить телеграфа дрожит...

1870

 

 

*     *      *

 

 

Смолкли честные, доблестно павшие,

Смолкли их голоса одинокие,

За несчастный народ вопиявшие,

Но разнузданы страсти жестокие.

 

Вихорь злобы и бешенства носится

Над тобою, страна безответная.

Всё живое, всё доброе косится...

Слышно только, о ночь безрассветная,

Среди мрака, тобою разлитого,

Как враги, торжествуя, скликаются,

Как на труп великана убитого

Кровожадные птицы слетаются,

Ядовитые гады сползаются!

1872-1874

 

 

 

ЭЛЕГИЯ

Пускай нам говорит изменчивая мода,
Что тема старая "страдания народа"
И что поэзия забыть ее должна.
Не верьте, юноши! не стареет она.
О, если бы ее могли состарить годы!
Процвел бы божий мир!... Увы! пока народы
Влачатся в нищете, покорствуя бичам,
Как тощие стада по скошенным лугам,
Оплакивать их рок, служить им будет муза,
И в мире нет прочней, прекраснее союза!...
Толпе напоминать, что бедствует народ,
В то время, как она ликует и поет,
К народу возбуждать вниманье сильных мира -
Чему достойнее служить могла бы лира?...

Я лиру посвятил народу своему.
Быть может, я умру неведомый ему,
Но я ему служил - и сердцем я спокоен...
Пускай наносит вред врагу не каждый воин,
Но каждый в бой иди! А бой решит судьба...
Я видел красный день: в России нет раба!
И слезы сладкие я пролил в умиленье...
"Довольно ликовать в наивном увлеченье,-
Шепнула Муза мне.- Пора идти вперед:
Народ освобожден, но счастлив ли народ?..

Внимаю ль песни жниц над жатвой золотою,
Старик ли медленный шагает за сохою,
Бежит ли по лугу, играя и свистя,
С отцовским завтраком довольное дитя,
Сверкают ли серпы, звенят ли дружно косы -
Ответа я ищу на тайные вопросы,
Кипящие в уме: "В последние года
Сносней ли стала ты, крестьянская страда?
И рабству долгому пришедшая на смену
Свобода наконец внесла ли перемену
В народные судьбы? в напевы сельских дев?
Иль так же горестен нестройный их напев?.."

Уж вечер настает. Волнуемый мечтами,
По нивам, по лугам, уставленным стогами,
Задумчиво брожу в прохладной полутьме,
И песнь сама собой слагается в уме,
Недавних, тайных дум живое воплощенье:
На сельские труды зову благословенье,
Народному врагу проклятия сулю,
А другу у небес могущества молю,
И песнь моя громка!.. Ей вторят долы, нивы,
И эхо дальних гор ей шлет свои отзывы,
И лес откликнулся... Природа внемлет мне,
Но тот, о ком пою в вечерней тишине,
Кому посвящены мечтания поэта,
Увы! не внемлет он - и не дает ответа...

1874

 

 

 

СЕЯТЕЛЯМ

 

Сеятель знанья на ниву народную!

Почву ты, что ли, находишь бесплодную,

       Худы ль твои семена?

Робок ли сердцем ты? слаб ли ты силами?

Труд награждается всходами хилыми,

       Доброго мало зерна!

Где ж вы, умелые, с бодрыми лицами,

Где же вы, с полными жита кошницами?

Труд засевающих робко, крупицами,

       Двиньте вперед!

Сейте разумное, доброе, вечное,

Сейте! Спасибо вам скажет сердечное

       Русский народ...

1877

 

 

*      *       *

 

 

Скоро стану добычею тленья.
Тяжело умирать, хорошо умереть;
Ничьего не прошу сожаленья,
Да и некому будет жалеть.

Я дворянскому нашему роду
Блеска лирой моей не стяжал;
Я настолько же чуждым народу
Умираю, как жить начинал.

Узы дружбы, союзов сердечных -
Всё порвалось: мне с детства судьба
Посылала врагов долговечных,
А друзей уносила борьба.

Песни вещие их не допеты,
Пали жертвою насилья, измен
В цвете лет; на меня их портреты
Укоризненно смотрят со стен.

1876

 

 

 

МОЛЕБЕН

 

Холодно, голодно в нашем селении.

Утро печальное - сырость, туман,

Колокол глухо гудит в отдалении,

     В церковь зовет прихожан.

Что-то суровое, строгое, властное

     Слышится в звоне глухом,

В церкви провел я то утро ненастное

     И не забуду о нем.

Всё население, старо и молодо,

     С плачем поклоны кладет,

О прекращении лютого голода

     Молится жарко народ.

Редко я в нем настроение строже

     И сокрушенней видал!

"Милуй народ и друзей его, Боже!-

     Сам я невольно шептал.-

Внемли моление наше сердечное

     О послуживших ему,

Об осужденных в изгнание вечное,

     О заточенных в тюрьму,

О претерпевших борьбу многолетнюю

     И устоявших в борьбе,

Слышавших рабскую песню последнюю,

     Молимся, Боже, тебе".

1877

 

 

--------------------------------------

 

Иван Никитин

 

РУСЬ

 

Под большим шатром

Голубых небес, -

Вижу – даль степей

Зеленеется.

 

            И на гранях их

Выше темных туч,

Цепи гор стоят

Великанами.

 

            По степям, в моря,

Реки катятся.

И лежат пути

Во все стороны.

 

            Посмотрю на юг:

Нивы зрелые,

Что камыш густой,

Тихо движутся;

 

            Мурава лугов

Ковром стелется,

Виноград в садах

Наливается.

 

            Гляну к северу:

Там, в глуши пустынь,

Снег, что белый пух,

Быстро кружится;

 

            Подымает грудь

Море синее,

И горами лед

Ходит по морю;

 

            И пожар небес

Ярким заревом

Освещает мглу

Непроглядную…

 

            Это ты, моя

Русь державная,

Моя родина

Православная!

 

            Широко ты, Русь,

По лицу земли

В красе царственной

Развернулася!

 

            У тебя ли нет

Поля чистого,

Где б разгул нашла

Воля смелая?

 

            У тебя ли нет

Про запас казны,

Для друзей стола,

Меча недругу?

 

            У тебя ли нет

Богатырских сил,

Старины святой,

Громких подвигов?

 

            Перед кем себя

Ты унизила

Кому в черный день

Низко кланялась?

 

            На полях своих,

Под курганами,

Положила ты

Татар полчища.

 

            Ты на жизнь и смерть

Вела спор с Литвой

И дала урок

Ляху гордому.

 

            И давно ль было,

Когда с Запада

Облегла тебя

Туча темная?

 

            Под грозой ее

Леса падали,

Мать сыра-земля

Колебалася.

 

            И зловещий дым

От горевших сел

Высоко вставал

Черным облаком!

 

            Но лишь кликнул царь

Свой народ на брань, -

Вдруг со всех концов

Поднялася Русь.

 

            Собрала детей,

Стариков и жен,

Приняла гостей

На кровавый пир.

 

            И в глухих степях,

Под сугробами,

Улеглися спать

Гости навеки.

 

            Хоронили их

Вьюги снежные,

Бури севера

О них плакали!..

 

            И теперь среди

Городов твоих

Муравьем кишит

Православный люд.

 

            По седым морям,

Из далеких стран,

На поклон к тебе

Корабли идут.

 

            И поля цветут,

И леса шумят,

И лежат в земле

Груды золота.

 

            И во всех концах

Света белого

Про тебя идет

Слава громкая.

 

            Уж и есть, за что,

Русь могучая,

Полюбить тебя,

Назвать матерью,

 

            Стать за честь твою

Против недруга,

За тебя в нужде

Сложить голову!

1853

 

 

МЩЕНИЕ

 

            Поднялась, шумит

Непогодушка,

Низко бор сырой

Наклоняется.

 

            Ходят, плавают

Тучи по небу,

Ночь осенняя

Черней ворона.

 

            В зипуне мужик

К дому барскому

Через сад густой

Тихо крадется.

 

            Он идет, глядит

Во все стороны,

Про себя один

Молча думает:

 

            «Вот теперь с тобой

Барин-батюшка,

Мужик-лапотник

Посчитается;

 

            Хорошо ты мне

Вчера вечером

Вплоть до плеч спустил

Кожу белую.

 

            Виноват я был,

Сам ты ведаешь:

Тебе дочь моя

Приглянулася.

 

            Да отец ее, -

Несговорчивый,

Не велит он ей

Слушать барина…

 

            Знаю, ты у нас

Сам большой-старшой,

И судить-рядить

Тебя некому.

 

            Так суди ж Господь

Меня грешника:

Не видать тебе

Мое детище!»

 

            Подошел мужик

К дому барскому,

Тихо выломил

Раму старую.

 

            Поднялся, вскочил

В спальню темную, -

Не вставать теперь

Утром барину…

 

            На дворе шумит

Непогодушка,

Низко бор сырой

Наклоняется;

 

            Через сад домой

Мужик крадется,

У него лицо

Словно белый снег.

 

            Он дрожит, как лист,

Озирается,

А господский дом

Загорается.

1853

 

 

ПАХАРЬ

Солнце за день нагулялося,

За кудрявый лес спускается;

Лес стоит под шапкой темною,

В золотом огне купается.

На бугре трава зеленая

Спит, вся искрами обрызгана,

Пылью розовой осыпана

Да каменьями унизана.

Не слыхать-то в поле голоса,

Молча ворон на меже сидит.

Только слышен голос пахаря,—

За сохой он на коня кричит.

С ранней зорьки пашня черная

Бороздами подымается,

Конь идет — понурил голову,

Мужичок идет — шатается...

Уж когда же ты, кормилец наш,

Возьмешь верх над долей горькою?

Из земли ты роешь золото,

Сам-то сыт сухою коркою!

Зреет рожь — тебе заботушка:

Как бы градом не побилася,

 

Без дождей в жары не высохла,

От дождей не положилася.

Хлеб поспел — тебе кручинушка:

Убирать ты не управишься,

На корню-то он осыплется,

Без куска-то ты останешься.

Урожай — купцы спесивятся;

Год плохой — в семье все мучатся;

Все твой двор не поправляется,

Детки грамоте не учатся.

Где же клад твой заколдованный,

Где талан твой, пахарь, спрятался?

На труды твои да на горе

Вдоволь вчуже я наплакался!

1856

 

 

*      *       *

 

 

Вырыта заступом яма глубокая.

Жизнь невеселая, жизнь одинокая,

Жизнь бесприютная, жизнь терпеливая!

Жизнь, как осенняя ночь, молчаливая?

Горько она, моя бедная, шла

И, как степной огонек, замерла.

Что же? усни, моя доля суровая!

Крепко закроется крышка сосновая

 Плотно сырою землею придавится.

Только одним человеком убавится..

Убыль его никому не больна.

Память о нем никому не нужна!..

Вот она — слышится песнь беззаботная –

Гостья погоста, певунья залетная.

В воздухе синем на воле купается:

Звонкая песнь серебром рассыпается.

Тише!.. О жизни покончен вопрос.

Больше не нужно ни песен, ни слез.

1856

 

*    *     *

 

Падет презренное тиранство,

И цепи с пахарей спадут,

И ты, изнеженное барство,

Возьмешься нехотя за труд.

 

Не нам — иному поколенью

Отдашь ты бич свой вековой

И будешь ненавистной тенью,

Пятном в истории родной...

 

Весь твой разврат и вероломство,

Все козни время обнажит,

И просвещенное потомство

Тебя проклятьем поразит.

 

Мужик — теперь твоя опора.

Твой вол — и больше ничего —

Со славой выйдет из позора.

И вновь не купишь ты его.

 

Уж всходит солнце земледельца.

Забитый, он на месть не скор:

Но знай:  на своего владельца

Давно уж точит он топор...

1857-1861

 

--------------------------------

 

Николай Огарев

 

АРЕСТАНТ

 

Ночь темна. Лови минуты!

Но стена тюрьмы крепка,

У ворот ее замкнуты

Два железные замка.

Чуть дрожит вдоль коридора

Огонек сторожевой,

И звенит о шпору шпорой,

 Жить скучая, часовой.

«Часовой!» — «Что, барин, надо?»

«Притворись, что ты заснул:

Мимо б я, да за ограду

Тенью быстрою мелькнул!

Край родной повидеть нужно

Да жену поцеловать,

И пойду под шелест дружный

В лес зеленый умирать!..» —

«Рад помочь! Куда ни шло бы!

Божья тварь, чай, тож и я!

Пуля, барин, ничего бы,

Да боюся батожья!

Поседел под шум военный...

А сквозь полк как проведут,

Только ком окровавленный

На тележке увезут!»

Шепот смолк... Все тихо снова…

Где-то бог подаст приют?

То ль схоронят здесь живого?

То ль на каторгу ушлют?

Будет вечно цепь надета,

Да начальство станет бить...

 Ни ножа! ни пистолета!..

И конца нет сколько жить!

1850

 

 

ТЮРЬМА (Отрывок из моих воспоминаний)

 

В  поэме воспроизведены  события  1834  года:  арест  Огарева  и  его  заключение   в

Петровских казармах.

                                     1

 

                           Мне было двадцать лет едва,

                        Кровь горячо текла по жилам,

                        Трудилась пылко голова,

                        И все казалося по силам:

                        Жизнь мира, будущность людей -

                        Все было тут... Но в мысли каждой

                        Свободы благородной жаждой

                        Я был проникнут до ногтей.

                        Враг угнетателей бездарных

                        И просветителей коварных, -

                        Я верил здравому уму,

                        Но не завету ничьему.

                        И было в доблестном безверье,

                        В бесстрашье мысли молодой -

                        Поболее любви живой,

                        Чем в их холодном лицемерье.

                       

                                     2

                       

                           Широкий, плоский двор. Кругом

                        Забор с решеткою железной.

                        Середь двора высокий дом,

                        Где век проводят бесполезно

                        Полки замученных солдат,

                        Всю жизнь готовясь на парад.

                        Покои - точно коридоры -

                        Темны и длинны; тускло взоры

                        Кроватей видят два ряда;

                        На каждой войлок безобразный,

                        В ночи унылой отдых грязный

                        За днем бесплодного труда,

                        А воздух там и сперт и смраден...

                        Нет! век солдата не отраден! -

                        Бывало, утром, на заре -

                        Гладишь в окно на двор широкий,

                        А уж ученье на дворе,

                        То есть один дурак высокий

                        В ряд ставит двадцать дураков

                        И, под рычанье глупых слов,

                        Шагать их учит, чтоб не смели

                        Пошевельнуться головой, -

                        Ну! чтобы так ходить умели,

                        Как и не ходит род людской.

                        С какою радостью приятной,

                        С какою злобой непонятной -

                        Противной даже во враге -

                        Он бил солдата по ноге!

                        И я глядел с немой тоскою

                        И скорбно думал той порою -

                        Точь-в-точь как думаю теперь -

                        Что человек - ужасный зверь.

 

                                     3

 

                           Но возле комнат этих длинных -

                        Там было комнат пять - едва

                        В длину шести-семиаршинных,

                        А в ширину, быть может, в два.

                        В одну из них меня квартальный

                        Привез в полночи час печальный.

                        Зачем не днем? Как это знать?

                        Так... все таинственности ради,

                        Чтоб арестанта запугать,

                        Признаний выманить тетради;

                        Но никакой расчет пройдох

                        Не мог застать меня врасплох.

                        По воле предписаний диких,

                        В одной из комнат невеликих

                        Я очутился взаперти.

                        Кровать, да стол, да стул убогий,

                        Да, чтобы я не мог уйти,

                        Был часовой поставлен строгий

                        У двери, запертой на ключ,

                        Как будто я был так могуч,

                        Что мог бы вырваться оттуда

                        Без сверхъестественного чуда,

                        Но тут не все: в двери окно,

                        И часовому знать дано,

                        Чтоб он смотрел - зачем, не знаю, -

                        Что я в тюрьме предпринимаю,

                        И он в окно смотрел не раз,

                        Безумно веруя в приказ.

                           Но не имели впечатленья

                        На жизнь мою в тюрьме моей

                        Все эти мелкие говенья

                        Моих невинных палачей.

                        Мой сторож стал мне добрым другом;

                        Привычный властвовать испугом,

                        Перед смотрителем он лгал, -

                        Я все имел, чего желал.

                        Из угля делал я чернилы;

                        Писал на что хватало силы;

                        Скажу себе я не в укор:

                        Писал я, вероятно, вздор;

                        Но я - поклонник Сен-Симона -

                        Тогда грядущего закона

                        От всей душевной полноты

                        Чертил отважные черты.

                        Писал - не с тем, чтобы таиться,

                        Нет! перед подленьким судом

                        Я вдохновенным языком

                        Безумно думал обличиться,

                        Всю мысль был высказать готов

                        Пред сонмом хитрых пошлецов.

                        Порой среди ночного бденья,

                        Глухого полный вдохновенья,

                        Я в старой Библии гадал

                        И только жаждал и мечтал,

                        Чтоб вышли мне по воле рока -

                        И жизнь, и скорбь, и смерть пророка.

                        Мне не забыть во век веков

                        Безумно сладостных часов,

                        Когда царя тупая сила

                        Во мне живую жизнь будила.

                       

                                     4

                        

                           Среди восторга тайных дум

                        Порой я чувствовал глубоко -

                        Как тяжело жить одиноко,

                        И становился я угрюм.

                        Но мне отрады луч в неволе

                        Блеснул: в неделю раз, не боле,

                        Ко мне мой дядя ездить стал;

                        Его я вправду уважал.

                        Свободы был бы он оратор

                        В иной, не рабской стороне;

                        У нас он только был сенатор,

                        Был враг душевной кривизне,

                        А все же прожил век бесплодно

                        В борьбе, средь мелкого труда, -

                        Как то бывает завсегда

                        Там, где и мыслить несвободно.

                        Мир праху твоему, старик!

                        Успех был мал, а труд велик.

                        Когда тебе в воспоминанье

                        Из глаз моих слеза текла,

                        Невольной скорби воздаянье,

                        Поверь - она всегда была

                        И откровенна и тепла,

                       

                                     5

                        

                           Еще я помню посещенье...

                        У нас гусарский полк стоял;

                        Бывало конное ученье,

                        И часто средь двора кричал

                        Забавно, голосом пискливым,

                        Красуясь на коне ретивом,

                        Огромный, толстый генерал.

                        Раз, недовольный эскадроном,

                        С отчаянья, почти со стоном

                        Взглянул он кверху - к небесам;

                        Но до небес на полдороге,

                        Взор останавливая строгий

                        На окнах, - у одной из рам

                        Он, арестанта наблюдая,

                        Дивяся, вдруг узнал меня.

                        С отцом знакомство вспоминая

                        И долг приличия ценя,

                        Он тотчас добыл позволенье

                        И посетил мою тюрьму.

                        Пришлось его благоволенье

                        Прискорбным сердцу моему!

                        Он был, конечно, малый честный,

                        По кавалерии известный,

                        Но долгом счел он мне урок

                        Прочесть, похожий на упрек.

                        Бранил и очень оскорблялся -

                        Зачем в тюрьму я так попался,

                        Зачем любил моих друзей,

                        Зачем не понял жизни всей,

                        К чему весь образ мыслей вольный?..

                        Вот он - знакомств имел довольно,

                        Знакомства почитал за честь,

                        А друга не хотел завесть;

                        Зато - как доблести ни малы -

                        А вышел скоро в генералы,

                        И если б был я не простак -

                        И мне бы надо делать так.

                        Я ж молча думал: "Без участья,

                        Без чувств, без мыслей и без счастья,

                        И даже, может, без похвал -

                        Помрешь ты, глупый генерал!"

 

                                     6

 

                           Приходит (хоть не очень чинно)

                        В воспоминание мое -

                        Как бабы на веревке длинной

                        Сушили мокрое белье.

                        Одна из них мое вниманье

                        Влекла, не знаю почему:

                        Волос ли русых колебанье

                        Пришлось по нраву моему,

                        Иль глаз лазурных взгляд унылый,

                        Смотревших грустно на меня,

                        Иль тихий свет улыбки милой,

                        Как утро радостного дня, -

                        Но что-то к ней меня манило...

                        То были ль призраки любви,

                        Иль просто жар бродил в крови, -

                        Но часто ночью мне мечталось,

                        Что дверь тихонько отворялась,

                        И робко шла ко мне она -

                        Голубоокая жена,

                        И вдруг бросалась мне на шею,

                        Я счастлив, я дохнуть не смею...

                        И увидав, что это сон,

                        Я был глубоко удручен.

                        Свечу печально зажигая,

                        С постели трепетно вставая,

                        Я строгость мысли призывал

                        И снова в Библии гадал,

                        Чтоб вышли мне по воле рока

                        И жизнь, и скорбь, и смерть пророка.

                       

                                     7

                       

                           Но капитан, казарм смотритель,

                        Порою друг, порой гонитель,

                        С меня немного взятки взяв,

                        Вдруг возымел приятный нрав,

                        К себе стал в гости звать нередко,

                        Поил недорогим вином;

                        Его супруга, как наседка,

                        Сидела с нами вечерком,

                        Кудахтая о чем-то сложно,

                        О том, что жить едва возможно,

                        Все дорого... Чтоб лучше жить,

                        Мне им бы надо пособить...

                        Четы уныло гарнизонной

                        Я не хочу винить никак:

                        Все ж капитан мой благосклонный

                        Был малый добрый, но бедняк.

                        Но, боже мой, как скучно было

                        К нему ходить! И как меня

                        Его присутствие томило -

                        Грустней печальнейшего дня,

                        Как с ними час побыв, ей-богу,

                        Стремился я в свою берлогу,

                        Чтоб о грядущем, одинок,

                        Я вновь свободно думать мог.

                       

                                     8

                       

                           Шли дни за днями следом скучным;

                        Уже за летом пыльно-душным

                        Дожди осенние пошли;

                        Потом, остынув, с неба тучи

                        Накинули поверх земли

                        В холодных хлопьях снег сыпучий,

                        И побелел широкий двор.

                        Все стало пусто, молчаливо,

                        И только редко видел взор,

                        Как офицер нетерпеливый -

                        В санях к подъезду сквозь метель

                        Спешил, закутавшись в шинель,

                        Терялось время в скуке дикой,

                        Хоть и трудилась голова...

                        Но праздник наступал великой -

                        И вот канун был рождества.

                        Вдруг входит сторож в час полночный...

                           "Как? - говорит, - ты, барин мой,

                        И праздник будешь так же точно -

                        Один, как каторжный какой?

                        Вздор, вздор! Никто мешать не смеет,

                        Пойдем в казарму... Нипочем,

                        Нам часовой. Пойдем вдвоем

                        Так просто, смелым бог владеет,

                        Поверь, в казарме всяк солдат

                        Тебе, как другу, будет рад".

                        Вот пропустил, хоть и заметил,

                        Нас часовой, так раза два

                        Тревожно кашлянув едва.

                        Солдат меня в казарме встретил

                        И обнял, а потом другой,

                        И сам фельдфебель обнял братски...

                        Я был им брат, был им родной.

                        Да! это праздник был солдатский,

                        И праздник истинный был мой!

                        В казарме длинной колебались

                        Лучи лампады, чуть блестя,

                        Со мной солдаты обнимались,

                        А я - я плакал, как дитя!

                           Хотя порой фельдфебель грозный

                        В побоях видит долг серьезный,

                        Хоть косо смотрит часовой

                        На узника, боясь побой;

                        Но все ж солдат наш и незлобен,

                        Да и к шпионству неспособен,

                        Не смотрят братья мужика

                        На угнетенных свысока.

                        Пускай француз, поклонник власти.

                        Народ рабочий рвет на части,

                        Пусть немец, воин-патриот,

                        Бездушно душит свой народ

                        Из чувства дисциплины глупой;

                        Но все вы, генералы от -

                        Чего угодно, - свой расчет

                        У нас ведете очень тупо:

                        Рожден солдат наш добряком.

                        Не встанет брат противу брата,

                        И не удастся палачом

                        Вам сделать русского солдата!

                       

                                     9

                       

                           Когда ж вернулся я в тюрьму

                        И мне пришлось быть одному

                        В ночи безмолвной и унылой -

                        Не пал я духом. Новой силой

                        Я был исполнен... Миг святой!

                        То было тайное сознанье,

                        Что я народу не чужой! -

                        Что мне тюрьма и что изгнанье?..

                        Весь этот пошлый вздор пройдет,

                        И час придет, и час пробьет -

                        Мы свергнем рабской жизни муку -

                        И мне мужик протянет руку.

                        Вот что мне надо! Для того

                        Готов терпеть я без печали

                        Тюрьму и ссылку в страшной дали,

                        И все мне это ничего.

                           Но спать не мог я от волненья

                        И стал в раздумье у окна:

                        Какой мороз и тишина!

                        Широкий двор средь запустенья

                        Лежал весь белый, и луна

                        Над ним светилася бледна.

                        Могилой веяло... Шагая,

                        Один метался, как живой,

                        Себя упорно согревая,

                        Пред воротами часовой.

                        Я с тайным чувством содроганья

                        Смотрел на снег, на лунный свет, -

                        Как будто нет нам упованья,

                        Как будто выхода нам нет!

                        Мы на людском пиру не гости,

                        Кровь наша стынет, мерзнут кости,

                        И гробовая тишина

                        Судьбою нам обречена.

                           Не ночь одну в тоске глубокой,

                        Без сна, глядя на двор широкой,

                        На мертвый снег, на лунный свет, -

                        Я думал, что надежды нет!

                        Но чтоб разрушить власть могилы,

                        Сбирал все внутренние силы

                        И в старой Библии гадал,

                        И снова жаждал и мечтал,

                        Чтоб вышли мне по воле рока

                        И жизнь, и скорбь, и смерть пророка.

 

                                     10

 

                           С тех пор прошло так много лет,

                        Царь Николай - как был - в мундире

                        И не лишенный эполет,

                        Гниет себе в подземном мире;

                        Давно мой толстый генерал

                        Прилично богу дух отдал,

                        И капитан мой при кончине,

                        Чай, в гроб сошел в майорском чине,

                        А я, выносливый певец,

                        Тружусь посильно издалека,

                        Уже без гордости пророка,

                        Но тот же искренний боец,

                        Тружусь, чтоб стали наконец

                        И правосудье и свобода -

                        Уделом русского народа.

                         1857-1858

 

Примечания

Анри  Клод  Сен-Симон  (1760-1825) -

французский  социалист-утопист,  изучением  трудов  которого Огарев усиленно

занимался в 30-8 годы. Мой дядя - сенатор Н. И. Огарев (1780-1852). Капитан,

казарм смотритель - В. И. Немиров.

 

 

СВОБОДА

 

Когда я был отроком тихим и нежным,

Когда я был юношей страстно-мятежным,

И в возрасте зрелом, со старостью смежном,—

Всю жизнь мне все снова,  и снова, и снова

Звучало одно неизменное слово:

Свобода! Свобода!

 

Измученный рабством и духом унылый

 Покинул я край мой родимый и милый,

Чтоб было мне можно, насколько есть силы,

 С чужбины до самого края родного

 Взывать громогласно заветное слово:

Свобода! Свобода!

 

И вот на чужбине, в тиши полунощной,

Мне издали голос послышался мощный..

. Сквозь вьюгу сырую, сквозь мрак беспомощный,

Сквозь все завывания ветра ночного

Мне слышится с родины юное слово:

 Свобода! Свобода!

 

И сердце, так дружное с горьким сомненьем.

Как птица из клетки, простясь с заточеньем,

Взыграло впервые отрадным биеньем,

И как-то торжественно, весело, ново

Звучит теперь с детства знакомое слово:

Свобода! Свобода!

 

И все-то мне грезится  - снег и равнина,

Знакомое вижу лицо селянина,

Лицо бородатое, мощь исполина,

И он говорит мне, снимая оковы,

 Мое неизменное, вечное слово:

Свобода! Свобода!

 

Но если б грозила беда и невзгода,

И рук для борьбы захотела свобода, -

Сейчас полечу па защиту народа,

И если паду я средь битвы суровой,

Скажу, умирая, могучее слово:

 Свобода! Свобода!

 

А если б пришлось умереть на чужбине,

Умру я с надеждой и верою ныне;

Но в миг перодсмортный - в спокойной кручине

Не дай мне остынуть без звука святого,

Товарищ! шепни мне последнее слово:

Свобода! Свобода!

1858

 

 

*      *       *

 

Сторона моя родимая,

Велики твои страданья,

Но есть мощь неодолимая,

И мы полны упованья:

 

Не сгубят указы царские

Руси силы молодецкие,

Ни помещики татарские,

Ни чиновники немецкие!

 

Не пойдет волной обратною

 Волга-матушка раздольная,

И стезею благодатною

Русь вперед помчится вольная!

1858

 

 

ПУТНИК

 

Дол туманен, воздух сыр,

Туча небо кроет,

Грустно смотрит тусклый мир,

Грустно ветер воет.

Не страшися, путник мой,

На земле все битва;

Но в тебе живет покой,

Сила да молитва!

 

-------------------------------------

 

Алексей Плещеев

 

Вперед! без страха и сомненья

На подвиг доблестный, друзья!

Зарю святого искупленья

Уж в небесах завидел я!

 

Смелей! Дадим друг другу руки

И вместе двинемся вперед.

И пусть под знаменем науки

Союз наш крепнет и растет.

 

Жрецов греха и лжи мы будем

Глаголом истины карать,

И спящих мы от сна разбудим,

И поведем на битву рать!

 

Не сотворим себе кумира

Ни на земле, ни в небесах;

За все дары и блага мира

Мы не падем пред ним во прах!..

 

Провозглашать любви ученье

Мы будем нищим, богачам,

И за него снесем гоненье,

Простив безумным палачам!

 

Блажен, кто жизнь в борьбе кровавой,

В заботах тяжких истощил;

Как раб ленивый и лукавый,

Талант свой в землю не зарыл!

 

Пусть нам звездою путеводной

Святая истина горит;

И, верьте, голос благородный

Недаром в мире прозвучит!

 

Внемлите ж, братья, слову брата,

Пока мы полны юных сил:

Вперед, вперед, и без возврата,

Что б рок вдали нам ни сулил!

1848

 

 

*      *      *

 

 

Отдохну-ка, сяду у лесной опушки!

Вон вдали — соломой крытые избушки,

И бегут над ними тучи вперегонку

Из родного края в дальнюю сторонку.

Белые березы, жидкие осины,

Пашни да овраги — грустные картины;

Не пройдешь без думы без тяжелой мимо

Что же к ним всё тянет так неодолимо?

Ведь на свете белом всяких стран довольно,

Где и солнце ярко, где и жить привольно.

Но и там, при блеске голубого моря,

Наше сердце ноет от тоски и горя,

Что не видят взоры ни берез плакучих,

Ни избушек этих, сереньких, как тучи;

Что же в них так сердцу дорого и мило:

И какая манит тайная к ним сила?

1861

 

 

--------------------

 

 

Петр Ткачев

 

ХРИСТОВО ВОСКРЕСЕНЬЕ

 

Нам говорят: «Христос воскрес»,

И сонмы ангелов с небес,

Святого полны умиленья,

Поют о дне освобожденья,

Поют осьмнадцать уж веков,

Что с богом истина, любовь

Победоносно вышла с гроба,

Пристыжена людская злоба!

Что не посмеет фарисей

Рукою детскою своей

Теперь тернового венца

Надеть на голову Христа!

 

И больше тысячи уж лет

Как эту песню вторит свет,

Как он приходит в умиленье,

Что фарисеев ухищренья,

Тупая ненависть врагов

В союзе с пошлостью рабов,

Хитро расставленные колы –

Могучее, живое слово

Все победило, все разбило,

И над Вселенной воцарил

Любви и истины закон!..

 

Но отчего ж со всех сторон

Я слышу вопли и рыданья?

Но отчего ж везде страданья,

Везде рабство и угнетенье,

К законам разума презренье

Я вижу в милом мне краю?

И за какую же вину

Он осужден, и навсегда

Под тяжким бременем креста

Позорно дни свои влачить,

Без права даже говорить

О том, как много он страдает,

Как много жизни пропадает

Под игом грубого насилья,

Томяся собственным бессильем,

Как на родных его полях,

Как в темных, смрадных рудниках,

Как за лопатой, за сохой

В дугу с согнутою спиной,

Под тяжким бременем оков

Страдают тысячи рабов!

 

Так где ж любовь и где свобода?

Ужель среди того народа,

Которым правят палачи,

Который в собственной земле

Находит только лишь могилы,

Где схронены живые силы

Не одного лишь поколенья!

Так нам ли славить воскресенье?..

 

Нет, не смиренье, не любовь

Освободят нас от оков,

Теперь нам надобен топор,

Нам нужен нож - чтоб свой позор

Смыть кровью притеснителей!..

Мы будем рушить, рушить все.

Не пощадим мы ничего!

 

Что было создано веками,

Мы сломим мощными руками

И грязью в идол ваш священный

Рукою бросим дерзновенной!

Мы сроем церковь и дворец,

Пусть с рабством будет и конец

Всему отжившему, гнилому,

Пусть место новому, живому

Очистит наше разрушенье,

Зачем же петь о воскресенье.

8 апреля 1862 года