ПРАВОСЛАВНЫМ БОРЦАМ

С «ИДОЛАМИ» КОММУНИЗМА

 

Добиваясь исполнения знаменитого антикоммунистического меморандума Парламентской Ассамблеи Совета Европы, Русская православная церковь требует очищения народной памяти от идеологии коммунизма, городов и сел – от памятников и названий советской эпохи. Она обвиняет советских людей в «идолопоклонстве», называя «идолами» памятники и портреты коммунистических вождей и героев строительства социализма - эту естественную дань памяти, уважения и почета людям, посвятившим себя служению человечеству. 

 

Памятники выдающимся людям существовали во все времена. Только самым диким и невежественным варварам в наше время может придти в голову назвать «идолом», например, бюст Платона и разбить его. А ведь Платона называют проповедником «казарменного коммунизма». Но Платон признан великим мыслителем античности, современники называли его даже «божественным Платоном». Христианские богословы многое позаимствовали из его учения. За что же такая ненависть к коммунистическим вождям нашей эпохи, к их памятникам и портретам? Чем отличаются эти памятники от памятников ученым, писателям и т.д., или, наконец, от надгробных памятников нашим близким? Разве это  «идолы»? Разве советские люди совершают пред ними богослужения, читают молитвы, кадят им и т.д.?

 

Иное дело – языческое идолопоклонство. Его не чужда и сама православная церковь с ее культом икон. Сегодня, читая басни о том, что победой под Москвой советский народ обязан иконе, с которой по приказу Сталина облетели город, слушая о путешествии «чудотворных» зацелованных икон из города в город, видя, как толпятся верующие, чтобы поклонится и поцеловать их, -  невольно приходит сравнение с православным язычеством в Византии.

 

Конечно, иконы Христа и святых дороги сердцам верующих так же, как портреты любимых людей каждому человеку. Но культ икон доходит до нелепого суеверия в их чудотворные свойства, с которыми связываются личные интересы и поступки верующих, как это было в 7-м веке в Византии, когда почитание икон приобрело характер грубого языческого идолопоклонства.

 

Однако вскоре эта любовь к иконам у части верующих сменилась ненавистью к ним. Это явилось следствием знакомства с исламом, запрещающим человеческие изображения. Коран вызвал смущение православных умов. Он повернул православие к Моисееву закону, одна из заповедей которого гласит: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, на земле внизу и в воде ниже земли. Не поклоняйся и не служи им». Таким образом,  запрещались не только языческие идолы, которым язычники поклонялись и служили как живым богам (переодевали, кормили, как живых, умилостивляли жертвоприношениями и украшениями, чтобы не разгневались, молились им  и т.д.). Этой заповедью также запрещались памятные изображения евангельских персонажей и сюжетов, Христа и Апостолов, святых и т.д., а также христианские символы: изображения рыбы, солнца, звезд и т.д. 

 

Компромисс православия с исламом привел к тому, что фанатизм верующих принял обратное направление – против иконопочитания.

 

В 8-м веке в церкви начинается длительный кровавый период иконоборчества, продолжавшийся почти полтора века. Иконоборцы называли иконы идолами, а культ икон – идолопоклонством. Это движение вылилось в борьбу не только против церковного культа икон, но также против храмовой роскоши и церковно-монастырских стяжаний. 

 

В 730 г. император Лев III, стремясь укрепить государственную власть, запретил культ икон и конфисковал церковно-монастырские сокровища. На соборе в 754 г. культ икон был объявлен ересью.

 

Далее процитируем кратко православного богослова, протоирея А.Д. Шмемана[1].

 

«Ранняя Церковь не знала иконы в ее современном, догматическом значении. Начало христианского искусства - живопись катакомб - носит символический характер, или, как определил его проф. В. В. Вейдле, «сигнитивный». Это не изображение Христа, святых или разных событий священной истории, как на иконе, а выражение определенных мыслей о Христе и Церкви… «В искусстве сигнитивного типа показательна не трактовка его тем (ибо, как они трактованы, для его целей безразлично), а самый их выбор и их сочетание. Оно склонно изображать не столько божество, сколько функцию божества. Добрый Пастырь саркофагов и катакомб не только не образ, но и не символ Христа; он - зрительное ознаменование той мысли, что Спаситель спасает, что Он пришел нас спасти, что мы Им спасены. Даниил во рву львином тоже - не «портрет» Даниила (пусть и самый условный), а знак того, что Даниил спасен и мы спасены, как Даниил…

 

В седьмом веке иконопочитание засвидетельствовано уже многими памятниками, есть прочно утвердившийся факт церковной жизни. «Начертываю и пишу Христа и страдания Христовы в церквах и домах и на площадях, - пишет Леонтий Иерапольский, - и на иконах, и на полотне, и в кладовых, и на одеждах, на всяком месте, чтобы, ясно видя их, вспоминать, а не забывать... Мы, христиане, телесно лобызая икону Христа, или апостола или мученика, душевно лобызаем Самого Христа или Его мученика»…

 

Между тем, иконопочитание… очень скоро стало во многих местах извращаться, приобретать недолжные формы. Седьмой век был временем одновременно и поразительных плодов церковного «созерцания», и несомненного огрубения христианской массы. А в массе иконопочитание преломлялось иногда грубым и чувственным суеверием. «Многие думают, - писал преп. Анастасий Синаит, - что крещение достаточно чтится тем, кто войдя в церковь, перецелует все иконы, не обращая внимания на Литургию и богослужение»... Появился обычай иконы брать в восприемники детей, примешивать соскобленную с икон краску в евхаристическое вино, причастие класть на икону, чтобы получить его из руки святых и т. д.; «в массе этих явлений, несомненно, давало себя знать грубое извращение церковного обряда, чествование икон приближалось к идолослужению и разрешалось в чествование самого вещества их» (Болотов). Иными словами, с иконопочитанием происходило то, что раньше происходило часто с культом святых и почитанием мощей. Возникнув на правильной - христологической основе, как плод и раскрытие веры Церкви в Христа, - они слишком часто отрываются от этой основы, превращаются в нечто самодовлеющее, а, следовательно, в ниспадение обратно в язычество.

 

Но одних этих извращений было бы, конечно, недостаточно, чтобы создать глубокое и длительное иконоборческое движение. Это было очень тонкое, богословски продуманное отвержение самой идеи иконы…

 

Иконоборческие настроения возникли в самом начале восьмого века среди епископов восточных окраин Империи. И сразу же оказались настолько сильными, что Константинопольскому патриарху Герману пришлось особым посланием защищать правду иконопочитания. Но начавшееся брожение дошло до Императора Льва - и тут немедленно приобрело свое «имперское» измерение: Лев открыто встал на сторону иконоборцев. Это новое вмешательство в богословский спор государственной власти надолго и трагически осложнило его.

 

 Около 730 г. Лев издал указ против икон. Не подчинившийся ему патриарх Герман был смещен и заменен Анастасием, сочувствовавшим иконоборчеству. Вскоре пролилась и первая кровь: в стычке между толпой и солдатами, по приказу Императора снимающих чтимую икону Христа с Халкопратийских ворот, несколько человек было убито. В Греции сопротивление новой ереси вылилось в политическое восстание, весь Запад снова и единодушно осудил ее: все это подлило масла в разгоравшийся огонь.

 

Но настоящее гонение на иконопочитателей начал уже сын Льва - Константин Копроним. Блестящий полководец и государственный деятель, он явил себя и недюжинным богословом: сохранившиеся отрывки из его произведений против икон показывают глубокое, продуманное убеждение.

 

Свою иконоборческую политику Константин проводил систематически. Произведя в несколько лет «чистку» епископата, он собрал в 754 г. «вселенский» собор в Константинополе, на котором иконы и иконопочитание были осуждены длинным и мотивированным «оросом»… Заручившись санкцией собора, Константин стал его решение проводить огнем и мечом. От этого «кровавого десятилетия» (762 - 775) в наших месяцесловах осталось много имен «новомучеников», как их назвала Церковь.

 

Правда, надо сказать, что со стороны церковной массы первая реакция на иконоборчество была довольно слабой. Среди мучеников этого периода мы почти не видим епископов, белого духовенства и мирян. Многие не отказывались от тайного хранения и почитания икон, но своих убеждений открыто не высказывали. Так св. Тарасий Константинопольский, будущий герой Седьмого Вселенского Собора, на котором был провозглашен догмат иконопочитания, сделал при Копрониме блестящую государственную карьеру. Фактически на защиту икон поднялось одно монашество, и, по словам проф. И. М. Андреева, «можно спорить - какой термин точнее характеризует реформаторскую работу - икономахия или монахомахия». И именно на монашество обрушилась вся тяжесть гонения… Параллельно с уничтожением монашества шло, конечно, и истребление икон, причем - они заменялись «светским искусством»: охотничьими сценами, орнаментом и т. д. И неизвестно, чем и как кончилось бы это гонение, если бы 14 сентября 775 г. престарелый Император-фанатик не умер. При его сыне Льве IV-ом Хазаре (775 - 780), хотя и убежденном иконоборце, преследование затихло.

 

Настоящая же реакция наступила, когда после смерти Льва, власть - в виду малолетства его сына Константина VI-го, перешла к его жене Ирине (780 - 802). Ирина, всегда бывшая почитательницей икон и монахов, начала готовить Вселенский Собор, для чего и провела в патриархи государственного секретаря Тарасия, мудрого и умеренного православного. Но пятьдесят лет иконоборчества глубоко отразились в жизни византийского общества: первая попытка собрать собор - в Константинополе была сорвана солдатами, боготворившими память Копронима. Только в 787 г. - и уже не в столице, а в Никее собрался, под председательством патриарха Тарасия, Седьмой Вселенский Собор, на котором и был формулирован и провозглашен догмат об иконопочитании

 

Но, побежденное догматически, иконоборчество воскресло с новой силой после смерти Ирины в 802 г. Сторонников ереси было еще достаточно, главным образом в правительственных и военных кругах, где славное царствование Константина Копронима окружено было восторженным поклонением. И все несчастия и неудачи Империи, обрушивающиеся на нее в начале девятого века - войны, нашествия, восстания - приписывались там «иконолатрии».

 

В 815 году Император Лев V Армянин потребовал от патриарха Никифора, чтобы иконы в церквах были подняты выше человеческого роста и таким образом их невозможно было бы целовать. С этого момента все поняли, что гонение неминуемо. Только на этот раз Церковь не была застигнута врасплох: постановление Вселенского Собора и произведения защитников икон дали ей оружие, не хватавшее ей раньше. На защиту Православия против Императора поднялась вся Церковь. Первым пострадал патриарх Никифор, успевший все же возвестить Церкви о готовящейся борьбе и призвать ее к сопротивлению. Его низложили и сослали. Во главе православных его заменил преп. Феодор Студит, игумен знаменитого Константинопольского монастыря Студиона. На Вербное воскресение 815 года тысяча студийских монахов прошла крестным ходом по городу, неся иконы. Вызов власти был брошен и началось кровавое гонение. Оно сделало больше жертв, чем гонение Копронима: десятки сосланных епископов, монахов, утопленных в зашитых мешках, замученных в застенках... Хотя и несколько ослабленное, гонение продолжалось и при приемниках Льва - Михаиле II (820 - 829) и Феофиле (829 - 842) - а с 834 года снова усилилась волна террора.

 

Окончательная победа Православия пришла снова через женщину. Жена Феофила - императрица Феодора немедленно после смерти мужа прекратила гонение. В марте 843 года патриарший престол занял Мефодий, один из пострадавших за иконопочитание. В первое воскресенье Великого поста 11 марта 843 года восстановление икон было провозглашено в Св. Софии и этот день остался в памяти Церкви, как «Торжество Православия»: с тех пор каждый год в это воскресенье, Церковь празднует победу над последней из больших ересей…»

 

*       *        *

Почему же православная церковь, принявшая догмат об иконопочитании вопреки закону Моисея, который она считает «вечным», так беспощадна к коммунистическим святыням? Очевидно, она очень боится возрождения коммунистической идеологии - ей не нравится новая волна популярности Марксова «Капитала». Но ведь и Христос говорил: «Горе вам, богатые!», «не можете служить Богу и богатству». И Христос учил коммунизму - отдельные богословы уже признаются в этом.

 

Так почему церковь не проповедует его, но воюет против коммунизма?

А.И. Бусел

-------------------------

На главную страницу

 



[1] Прот. Александр Шмеман. Исторический путь православия. Глава 5. Византия.